Подчеркнем, что нас интересуют все подробности деятельности Искариота, всё без исключения сказанное о нем в канонических книгах Нового Завета – прежде всего, конечно, в четырех Евангелиях. Отрывочные сведения о нем встречаются также в Деяниях апостолов. Во всем своде названных текстов наш основной интерес привлекает вопрос о глубинном, таинственном смысле призвания (миссии) и всей деятельности этого ученика Иисуса. В ходе исследования нам приходится временно игнорировать исторически сложившийся вокруг его имени и жизни «ореол» проклятий и отлучений, дистанцироваться от огульных обвинений его в «подлом и бесчестном предательстве Учителя», «безмерном корыстолюбии и крайней жадности», «одержимости дьяволом и даже сознательном союзе с ним» и т. п.
Подобные взгляды на Иуду не только проистекают из чрезмерно буквального, «отрывочно-мозаичного» восприятия новозаветных повествований, но нередко и сознательно утрируются писателями и исследователями. О причинах и целях такого утрирования – от психологических до социальных, от религиозно-националистических до политических – мы предоставляем судить и писать другим.
Впрочем, существует и ряд произведений – от эссе до солидных научных трудов, – авторы которых «оправдывают» Искариота, отрицая при этом, как мы сказали, историческую достоверность канонической версии его жизни…
Например, существует версия предательства, сторонники которой считают Искариота убежденным зелотом-сикарием, то есть членом повстанческого движения за освобождение Иудеи от римской оккупации. «Зелот» – означает «ревнитель» (греческое соответствие древнееврейскому
Наконец, существует версия, интерпретирующая историю Искариота совсем в ином ключе. Согласно ей Иуда предстает верным и преданным учеником, исполняющим тайную волю Учителя. Эта версия встречалась уже в некоторых раннехристианских (гностических) апокрифах, упоминаемых в трудах церковных апологетов – Иринея Лионского, Епифания, Ипполита. В XX веке отголоски подобного воззрения на Иуду слышны в творчестве Борхеса («Три версии предательства Иуды»). В русской поэзии такой взгляд ярко выражен в стихотворении Максимилиана Волошина «Иуда Апостол»: