- За все 1418 дней не было случая, что бы наш солдат без горячей пищи остался. Скажи Саша, сколько раз на день, ел твой немецкий куратор.
- За рабочую смену, пять раз с кофеем перекусывал.
- А вас как кормили?
- Только в обед. ...Баланду привозили.
- Уяснил, как немцы питаются. У меня тоже, на одном бублике весь день держится; это я, - сын погибшего победителя фашизма!?
Он махнул рукой, пошёл подниматься выше, ступал медленно, на площадке постоял, вроде к чему-то прислушивался. Замедленно давил бетонные широкие ступени.
Верхний этаж шпаклевали женщины, много шпаклёвщиц: на подмостях, внизу, под потолком на лестнице; увидев прораба, все загалдели разом.
- Так! Говорит только Дарий, все остальные молчат, - Пискун обнял, прижал к себе молодую голосистую маляршу, она вывернулась, с её головы сползла косынка, Дарий как раз молчала. Когда все притихли, пожилая толстая бригадирша, заговорила вроде сердито, а как-то тепло у неё получалось:
- Ваня, когда нам бочки со шпатлёвкою, наконец, поднимут, мы замотались вверх- вниз с вёдрами бегать, откуда квадраты возьмутся, мы их рожать не умеем.
Молодая перевязывала косынку, прятала длинные волосы, смотрела на высокую стремянку, откуда слезла. Пискун помолчал, обошёл стремянку, вышел на балкон. С башенного крана по вертикальной трубчатой лестнице спускалась крановщица.
- Лада, я упросить тебя намерен, - бочки мои со шпаклёвкой подними на балкон где я стою.
- Кран отключили, - крикнула Лада не переставая спускаться, - разбирать уже начинают.
Иван Иванович вернулся в здание; малярам, прежде всего Дарий объяснил: - Кран демонтировать будут, смотрю, рельсы уже убирают. Так что мы опоздали на поезд, будем подошвой упрочняться.
- Снова на себе затаскивать, - проревели разом женщины, - у нас кое- что сползёт, от одной только переноски истощаем.
- А вы, что думали, в 41-ом под Москвой, окопы рыть легче было. Нам результат победы нужен. Расскажи Маша про свою тётю - лётчицу, их фрицы "ночным привидением" звали. Какая перед ними задача стояла? - Не давать противнику выспаться, - они по расписанию воевали. Наши вялых вермахтовцев днём веселее били. Я вот тоже ночами спать не могу, меня в упор бить будут. Или Риммина бабушка, она всю войну письма немецкие перечитывала, каждая бумажка, добытая с боями, годилась для победы, ничто не уползало от разведки фронта, данные всякого содержания, что изымали у живых и мёртвых годились для Армий, всё проверялось. Война прошедшая грамотно организована была. ...Так что - пишите письма, мне фабрику сдавать надо!
Иван Иванович под галдёж женщин пошёл спускаться вниз.
- Ты уяснил! - сказал он шедшему за ним Севе. - Тут у нас с тобой передовая производственного фронта. С нас спрашивать будут. Начальство поток труда направляет, а зарплату режет. Идём, я тебя буду учить наряды выписывать.
В прорабском вагончике Марек спал за столом. Прораб достал бутылку, налил себе водки, выпил и сказал:
- Что бы ты знал, если кто скажет, Пискун пьяница... - Он задумался. - Да! Ну и что? Пусть пьяница! Но Пискун дело знает. Ты думаешь, нас за просто так в 55 лет на пенсию отправляют...
Он доел бублик и разбудил Марека.
- Давно звонили, какая сводка?
- Уже везут... - проболтал сонный Марек.
- Что везут?
- Плитку облицовочную...
На строительной площадке сигналила машина.
- Идите вдвоём получите, - дал указание прораб, - проверьте по накладной, что бы количество без боя было разгружено, я уже устал списывать их недочёты, у меня все нормы списания исчерпались, а мне свои обязанности тоже исполнять надо. Плитка с цветочками должна прийти - югославская. На неё спрос неимоверный.
Кладовщик центрального склада Управления - Лёва, нервно ходил вокруг машины, курил, Пискуна скверными выражениями обзывал.
- На других объектах простои возможные обозначатся, - кричал он, - вечно на Пискуне застреваю, меня премии лишат.
Уверенно требовал, торопил быстрее снимать с кузова материал.
Марек пошёл организовывать людей на разгрузку плитки.
Сева открыл кузов, накладную потребовал...
Кладовщик указал на предназначавшуюся, отдельно сложенную стопку ящиков. От скуки простоя и, из-за медлительности грузчиков Сева сам начал разгружать плитку.
Худой, сгорбленный кладовщик, похожий на цаплю, показывал часы на тонкой руке, грозился уехать, как не дожидавшийся разгрузки. Давал - две минуты.
Сева отмерял мышцами напряжение минут, разгрузил одну, и принялся вторую стопку разгружать.
- Ты что боц! - крикнул Лёва на мастера-грузчика, - зачем мне такелаж портишь кабан?
Сева застыл с товаром в руках, смотрел в упор на мокрый нос, и прыщавое лицо Цапли; со всей силой швырнул ящик в него.
Кладовщик едва успел отскочить, прихрамывая, убежал в кабину.
Машина рванула, уехала с незакрытым кузовом, черепки из разбитого чужого ящика, остались валяться на асфальте стройплощадки.
Подошёл Марек с грузчиками, с недоумением разглядывали битую югославскую плитку.
- Не бойтесь, тут не опасно, - объяснил Сева - это не боевые осколки мин в Сальских полях.
Грузчики остались подбирать плитку, Сева с Мареком пошли в прорабскую.