Один дар на двоих

Марфа Константиновна, как я привыкла называть бабушку, даже после смерти Дмитрия отказалась перебраться в большой город, объяснив, что негоже в ее-то годы покидать родное гнездо. «Родное гнездо», кстати, находилось в неплохом состоянии. Двухэтажный дом из красного кирпича, обнесенный забором из профиля между кирпичными столбиками в унисон с домом.

В детстве я приезжала сюда на летние каникулы. Когда повзрослела, поездки стали редкими, а потом и вовсе сошли на нет.

Прикинув, сколько бабуле лет, я поняла, что много.

Но все старшие родственники, в том числе и мама, каждый год большой шумной компанией приезжали сюда. Приводили в порядок дом и сад, наводили кристальную чистоту, меняли бытовую технику, если та требовала замены. Оплачивали коммунальные счета на год вперед. Так называемая «неделя счастья» для бабушки.

Почувствовав непреодолимое желание войти, я потянула ручку калитки. Дверь на удивление легко распахнулась. Что это с бабулей! Неужели к старости перестала бояться грабителей?

Я прошла по припорошенной снежком кирпичной дорожке к двери. Нажала кнопку звонка. Тишина. Скорее всего, бабули нет дома. Повинуясь странному желанию, толкнула дверь.

Открыто.

Мне стало не по себе. Что, если с бабулей случилось непоправимое? Не поэтому ли она мне приснилась? Помня расположение комнат, вошла внутрь и без труда нашла гостиную. Бабушкину, помнится, любимую комнату.

Марфа Константиновна сидела в кресле-качалке и смотрела телевизор. Седые волосы, платок на голове, темные глаза за толстыми очками, длинный цветастый халат. Заметив меня, бабуля встала, щелкнула пультом и прижала морщинистую руку к сердцу.

– Внученька! – воскликнула она и несколько секунд просто смотрела не мигая.

– Бабуль, ты как? – Я подалась вперед, но Марфа Константиновна жестом попросила не спешить.

Я остановилась, а бабуля медленно подошла к комоду и взяла фотографию покойного деда.

– Ну вот, Коленька, и встретились. Дождался, дорогой!

Прослезившись, бабуля промокнула глаза уголком платка и вернула фотографию на место. А сама открыла комод и принялась перебирать вещи.

Самое время для уборки! Наконец она что-то достала и с довольным видом подозвала меня.

– Ани, слушай внимательно, – строго произнесла бабуля, – больше спросить будет не у кого. Не поймешь сейчас, в будущем хлебнешь немало горя.

С этими словами она протянула наручные часы на черном кожаном ремешке. Помедлив, я все же приняла подарок.

– Это часы, но не обычные. Посмотри на циферблат.

Подивившись странному сну, посмотрела внимательней. На циферблате вместо двенадцати вверху стояло загадочное число «тридцать». А весь круг был разбит на мелкие отрезки по пять минут. Одна-единственная стрелка медленно двигалась по кругу.

Приложив часы к уху, я услышала негромкое тиканье.

– Довоенные, что ли? – удивилась.

Неужели Марфа Константиновна, предчувствуя скорую смерть, решила одарить меня наследством?

– Еще старше, – вздохнула бабуля. – Если мы с тобой встретились при таких обстоятельствах, значит, жить мне осталось ровно тридцать минут. Сейчас уже меньше, – кивнула она на часы, предлагая мне посмотреть.

Стрелка стояла на отметке «двадцать пять».

– Понимаешь, Ани, – Марфа Константиновна старалась говорить твердо, словно речь давно уже заготовлена, но я чувствовала ее волнение, – все люди смертны. Но одни умирают в окружении близких, друзей или знакомых. А есть те, которые в момент смерти остаются одинокими.

Не знаю, к чему вела Марфа Константиновна, но явно не к добру. А бабуля продолжила:

– Меньше чем через полчаса меня не станет. Ты появилась здесь, чтобы скрасить мое одиночество в последние минуты.

Я закашлялась. Бабуля хоть и стара, но выглядит неплохо. С чего ей умирать?

– Теперь это твой долг. Твой дар. Твое проклятие. Назови как угодно, – спокойно сказала бабуля. – Хочешь этого или нет, но ты будешь перемещаться к людям за тридцать минут до их смерти.

– И какой в этом смысл?

Я почувствовала, как меня потряхивает. На этот раз уже не от холода. Опустилась на стул, чтобы собраться с мыслями.

– Поговорить, скрасить одиночество. Возможно, кто-нибудь напишет предсмертную записку или позвонит близким, разобравшись с давней враждой. У каждого своя история. Я привела пример, но сейчас другое время. И люди другие.

Марфа Константиновна опустилась в кресло-качалку.

– Так ты тоже такая? – Я моргнула, чувствуя, что если бы не сон, непременно грохнулась бы в обморок.

– Была такой, – улыбнулась бабушка, вновь посмотрев на фотографию своего Коленьки. – Весь род Меламед такой. По женской линии. Мать моя и бабка. Твоему покойному отцу дар не передался, но я знала, что ты его получишь. Ты в детстве была – ну точно как моя мать. Такая же проницательная и острая на язык. И парни на тебя так же не заглядывались.

А это здесь при чем?

– Женихи словно чувствовали, что со мной что-то не так. За версту обходили. Да и когда мне было создавать семью?

Поднявшись, бабуля взяла фотографию мужа с комода и села обратно в кресло.