Один

— Ты возьми его, — говорил дядька молодой женщине с зонтиком, — шваркни на доску и — колотушкой. Вроде как мясо отбиваешь, только подольше. Его чем больше бьешь, тем он нежнее становится, понятно? Потом, значит, нарежешь кусочками, как для бефстроганова, солью посыплешь, перчиком немножко, обваляешь в сухариках и — на сковородку. В сливочное масло. Масла, хозяюшка, не жалей. Чем более масла, тем он вкуснее, и корочка такая получается — золотистая. Пальчики обсосешь! И всего-то делов: по два рубля штука. Бери обоих!

Верхний осьминог зацепился щупальцами за край ведра, повернулся в воде и посмотрел на женщину большими, почти человеческими глазами. Дядька спихнул конец щупальца в ведро.

— Ты не гляди, что они серые, они на суше завсегда такие. Это шкура такого цвета. А внутри мясо белое, что у курицы. Ну, берешь, что ли?

Женщина испуганно отступила от ведра.

— Нет, нет, спасибо!

— Как знаешь, — сказал дядька, щелкая осьминога пальцем по затылку. — Приезжая, наверное? Тогда конечно. На вид они уж больно… не того… Зато на вкус… Один раз попробуешь — всегда покупать будешь.

А рядом на досках прилавка я увидел какие-то коричневатые штуки размером с два моих кулака, сплошь покрытые выростами, похожими на кончики пальцев. Что-то вроде толстых огурцов с длинными бородавками.

— Это тоже едят? — спросил я отца.

— Голотурии, — сказал он. — Трепанги. Тип иглокожих, только без колючек. Тут их называют «морские огурцы». Они и сырыми идут, и сушеными, и жареными. Хочешь попробовать?

— Нет, — сказал я. — Чего-то не хочется.

— Зря. Я их люблю сушеными. Но ничего и печеные.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Сейчас, увидя в луже трепангов, я чуть не задохнулся от радости. Сколько их можно набрать на отмелях! Набросать на камни, а потом сушить, или варить, или печь. И почему раньше я никогда не исследовал эти отмели? Не мучался бы тогда от голода, не трясся от мысли, что завтра нечего будет есть. Вот всегда так: поленишься сделать несколько лишних шагов — и упустишь что-нибудь нужное…

Я погрозил кулаком чайкам, вившимся надо мной, выловил обоих трепангов и сунул их в полиэтиленовый мешок. В прибойной линии нашел еще двух. На следующей отмели подобрал еще шесть штук. На третьей илистой полосе у меня были полны оба мешка, и еще одного трепанга я сунул за пазуху.

Дальше дорога становилась очень трудной, да и незачем было тащиться к Форштевню. Повернул назад. Не терпелось поскорее попробовать эти бугристые огурцы.

Я давно привык ко всякой сырой еде. Пробовал такое, до чего дома никогда не дотронулся бы. Спокойно ел сырых мидий, и они мне нравились — солоноватые, пахнущие сыростью, слегка напоминающие грибы. Иногда в бухте попадались креветки. Я откусывал у них кончик хвоста и высасывал мясо. Несколько раз находил больших рапан. Их красивые витые раковины я нагревал на огне, поддевал ножом известковую пластинку, которая наглухо закрывала вход в раковину, и вытаскивал моллюска. Мясо у рапан жесткое, но такое же вкусное, как у крабов.

В каюте я положил на стол одного трепанга и разрезал его вдоль. Из него потек желтоватый сок. Но внутри было мясо! И много! Бледнооранжевое, оно пахло морем, йодом, водорослями. В длинном мешочке вроде желудка скопился ил. Я выбросил его, промыл трепанга пресной водой и вырезал кусок мяса. Немного плотнее, чем мидиевое, похожее на лимонное желе, оно прямо таяло во рту.

В несколько минут я съел двух трепангов, а третьего, не разрезая, закопал в горячую золу. Надо попробовать и печеного.

Завтра опять пойду на отмели и соберу, сколько могу. Натаскаю морской воды в рундук в ходовой рубке, запущу их туда, и они долго не подохнут.

Еще раньше я мечтал связать из двух бревен плотик и во время отлива подплывать на нем к рифам. На подводных частях скал, открывавшихся, когда вода отходила, мидии сидели гроздьями, чуть ли не друг на друге. Оказавшись на воздухе, они закрывали створки и ожидали, когда их снова зальет. С плотика мидий можно было собирать даже в ледяной воде. Но бревна на берегу попадались такие, какие и трем человекам не сдвинуть с места. Маленьких прибоем почему-то не выбрасывало. Теперь можно не думать ни о каких плотиках. В каждом трепанге было мяса, как в сотне ракушек.

Когда третий «огурец» испекся в золе, я остудил его и развалил ножом пополам.

Да, этот день у меня был вторым самым сытным на острове после пира, который я устроил из мидий.

К вечеру я поджарил еще одного трепанга, заварил чай из шиповника и все это заедал подсушенной ламинарией.

В каюте у меня горела лучина, от камина волнами шло приятное тепло, зимний дом у источника я почти закончил. Все было хорошо!

Я сидел на кровати в трусиках и разглядывал кусок прорезиненной ткани от японского матраца. Его как раз хватало на брюки. Раскроить можно ножом, причем так, что ни один лоскуток не пропадет впустую. Но как сшить?

Может, сделать из него что-то вроде юбки — оборачивать вокруг бедер и завязывать на поясе шнурком?