Один

Мы заперли Таню на ключ. Но я еще несколько раз приходил к ней, приносил теплую грелку и горячую еду, аспирин и парацетамол, чай с лимоном и бумажные полотенца. Каждый раз вместе со мной наверх поднималась Оля. Стараясь развлечь Таню, мы наперебой рассказывали про добермана, отзывающегося на кличку Шарик. Вместе удивлялись, как он сумел найти нас. Сообщали, что устроили кобеля в сарайчике с дровами и садовым инструментом, накормили баландой с хлебом и овсяной кашей – он жрал, как теленок.

Таня слушала нас и засыпала.

А мы спускались в комнату с камином и тихо докладывали, что изменений пока нет.

Всем было ясно, какие изменения мы имеем в виду.

И каждый боялся обнаружить какие-либо изменения в себе.

Этот страх не оставлял нас очень долго. Даже сейчас, когда уже столько лет минуло и все, вроде бы, закончилось, он подспудно живет во мне. Стоит мне простудиться сильнее обычного, и он тут как тут – шепчет: «А вдруг ничего не закончилось? Ты один остался, ты последний – вот после тебя все и прекратится…»

Непросто нам было сжиться с этим страхом. Единственное, что мы могли, это успокаивать себя обманом.

– Вполне возможно, у нас иммунитет, – рассуждал Димка, помешивая варящийся в камине суп. – Может быть, нас всех какая-нибудь летучая мышь покусала, когда мы в Египте отдыхали. А Таня не нашего круга человек – ни в Египет, ни в Турцию с нами не ездила.

– Это вообще не похоже на эпидемию, – возражал я. – Если бы это была обычная болезнь, она распространялась бы постепенно.

– Если не болезнь, тогда что? Демоны с Марса?

– Какая-то мутация.

– Какая, к чертям, мутация? Ты представляешь, о чем говоришь? Монстры-мутанты – это придумка фантастов-недоучек для тупых обывателей, забывших уроки биологии! Демоны с Марса куда научнее!

Димка нашел бар на кухне и успел приложиться к десятку бутылок со строгими этикетками. Минтай не протестовал, но его взгляд был красноречивее любых слов. Димке, впрочем, на хозяина было глубоко наплевать, он вел себя здесь как завоеватель.

Когда стало темнеть, мы наконец-то смогли перекусить. Ужин вышел на удивление богатый: куриный суп с клецками, плов, свиной шашлык, омлет с колбасой – все это удалось приготовить в камине. А были еще фрукты, конфеты, неизвестные мне восточные сладости, суджук, балык, коньяк «Мартель» и шампанское «Вдова Клико». Мы бессовестно объедали хозяина и ничуть по этому поводу не переживали, будто чувствовали, что скоро произойдет.

После ужина я еще раз поднялся на второй этаж, заглянул в комнату Тани. Она спала в горе одеял, и я, постояв над ней, послушав хриплое и клокочущее дыхание, так и не решился ее побеспокоить, хотя, наверное, стоило.

– Все в порядке, – сказал я, вернувшись в комнату, где пахло едой и дымом.

Мы не стали ничего убирать, просто сдвинули покрывало с грязной посудой и объедками в угол. Захмелевший Димка в последний раз сбегал на улицу, отнес доберману пакет с костями, приволок в дом охапку поленьев, растеряв половину в прихожей и коридоре. За ним Минтай по-хозяйски обошел все входы-выходы, проверил запоры, закрыл и комнату, где мы все собрались, – в этом доме замки почему-то были в каждую дверь врезаны – простые, которые ножницами открываются, но тем не менее… Я даже хотел спросить, не связана ли эта странность с прежним хозяином дома, но побоялся, что услышу какую-нибудь жуткую историю, и смолчал.

Спать мы укладывались все вместе, поскольку лишь перед камином и было тепло. Димка, обняв Олю, устроился на диване, Минтай и Катя свили мягкое гнездо на полу, а мне досталось кресло, в котором прежде лежала Таня – больше никто на это место не претендовал. Я вытянул ноги к огню. Закрыл глаза, услышал, что Димка зовет Олю ехать на кирпичный завод. Обрадовался, когда она согласилась, и окончательно решил к ним присоединиться. Рассеянно подумал, что же нам делать с Таней, если она в ближайшее время не обратится. Думать о том, что с ней делать, если она обратится, мне совершенно не хотелось…

Через несколько секунд я спал.

Сон мой продолжался три с половиной часа.

Всего-то.

* * *

Разбудил меня страшный шум – будто огромные ржавые шестерни ворочались рядом. Я вскочил – вернее, попытался вскочить. Онемевшее тело не слушалось; я даже понять не мог, в каком положении нахожусь. Я был слеп – перед глазами колыхалась розовая пелена. И что-то держало меня, не давало двигаться. Мне вспомнились коконы и тонкие паутины, и я запаниковал, задергался, почувствовал, что лечу, и тут же ударился обо что-то затылком – видимо, скатился с кресла и свалился на пол.

Шум сделался громче. Я вдруг осознал, что эти скрежещущие звуки существуют лишь в моей голове. Почему-то мне стало спокойнее. В ту секунду я был уверен, что меняюсь, превращаюсь в одну из этих тварей. Но вот застилающая мир похожая на кисель пелена разошлась, и я увидел тлеющие в камине угли, две свечи, стоящие на полу, брошенное березовое полено и чьи-то ноги в грязных кирзовых сапогах.

Гул и скрежет сделались невыносимы. Я застонал. Или закричал – не знаю.