Одичалый Рон

— Совесть мучает? — спросил Рон у своего отражения в зеркале. На дворе ночь, жена спит, а он стоит перед баснословно дорогим зеркалом и смотрит себе прямо в глаза.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
"Слушай, слушай! —
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. —
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

— процитировал тихо Рон. "Чёрный человек". Сергей Есенин, русский поэт Серебряного века. Рон читал его в рамках изучения русского языка, когда-то давным-давно. -

"Чёрный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу…

Рон отошел от зеркала, присел к столу и поднял кубок с вином. Глоток на половину кубка, рукав вытирает рот.

…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И — разбитое зеркало…

Тысяча жизней. И убил ведь даже не он. Он отловил их всех, доставил к Детям Леса, а те принесли их в жертву. Но, ради него.

Может если бы он сам?.. Сути не меняет. Как короток отсюда путь до тьмы? Воландеморт начинал с малого, а Рон сразу сыграл по-крупному. Чёрный человек…

Они сами знали на что шли, случайных людей там не было, но всё равно терзает душу совесть. Верный признак того, что она есть. Или хочет быть.

Может это даже хорошо, что Рон вообще задаётся подобными моральными вопросами? Станнис бы не остановился, не задумался бы даже. Рон понял это в процессе первой беседы, это знал и Эддард Старк. Нынешний король.

Но факта уже ничто не отменит. Он принёс в жертву Старым Богам тысячу человек, а Старые Боги ответили…

Реки Горячки больше нет, только Колдовской канал. В течение двух недель болота, на дистанцию десяти миль вокруг места жертвоприношения, подсохли, заколосились сочной травой и цветами. Куда-то пропали впадины и овраги, выросли непонятно откуда взятые деревья, даже одна роща чардрев появилась. Ценою тысячи жизней.

Да, это были отборные ублюдки, пришедшие на Север с целью грабежа, насилия и убийства. Но, были.

Рон мог бы мощнейшим усилием воли заставить себя не думать об этом, погасить щемящее душу чувство, но… Это ведь делает его человеком?

И ведь гложет не факт убийства людей сам по себе. Он убивал и до этого, Тирелла вспомнил впервые только что, десятки людей, чьих имён он не знал и не узнает — они не важны. Как и не важны имена тысячи железнорожденных. По ним на Севере никто не всплакнёт, семьи их отпели давно, многие пленные месяцами сидели в тюремных бараках.

Но гложет не факт, гложет характер. Жертвоприношение.

Рон дал себе обещание больше так не делать. Должны быть границы. Да и магия Детей Леса какая-то неправильная. И не помогла она им, они всё равно проиграли, а наследие их вот — за окном. Сочная трава, такой давно не видели на Севере, может даже не росла она так здесь никогда. Пышные деревья, могущественная богороща — тысяча смертей. Всего или целых?

Время было позднее, сеанс самокопания нужно прекращать. Рон аккуратно лёг на кровать, приобняв Миру и прикрыв её одеялом.

Волчий лес

"Ох, еле утёк!" — Джейме переводил дух, сидя на пеньке.

Странно, но из сожженного Винтерфелла сбежать было легче, чем из крестьянской деревеньки с куском окорока и бурдюком воды.

"А что тут думать? Я благородный воин — меня не учили воровать" — подумал Джейме, выдернув из бурдюка пробку.

"Благородный… Три года, почти три года в застенках Винтерфелла!" — Джейме несколько раз вдохнул и выдохнул, чтобы восстановить дыхание и сделал глоток из бурдюка.

Он сейчас был похож на оборванца. Обросший, бородатый, грязный, в рванье. Он не мылся три года. Воняло от него так, что даже человек может взять след.

"И как я предстану перед Серсеей?" — подумалось Джейме.