Линдсей почувствовал, как радостное, возбужденное предвкушение нарастает внутри при мысли о его руке, которая могла бы лечь на ее живот, потом медленно скатиться до маленького сокровенного холмика… Тогда он ощутил бы под ладонью горячность и, без сомнения, влажность ее лона. Линдсей никак не мог прогнать от себя те восхитительные моменты, снова и снова мелькавшие перед мысленным взором. Не мог перестать думать о том, какой теплой и влажной ощущалась Анаис под ласками его рта. Как же эротично это было – приводить ее в чувственный восторг в его опиумном притоне…
Линдсей весь день не находил себе места, одержимый мечтой еще раз оказаться с ней наедине. Верхом на лошади, в его тайном логове, в конюшне – где угодно, только бы с ней.
– Я не одета, как подобает для верховой езды, – объяснила Анаис, показывая на платье под накидкой.
– А когда это ты не поддавалась желанию поднять свои юбки и проехаться верхом? – поддразнил он. – Ты делала это той ночью, когда мы занимались любовью. Тогда, в тот памятный день, ты приняла мой вызов в гостиной и уже на ходу поднимала юбки, входя в конюшню.
– Мне не следует этого делать… я… я неважно себя чувствую, – хриплым голосом принялась отпираться Анаис, с тоской посмотрев сначала на жеребца, а потом – на его хозяина. Сильно прикусывая губу, она все еще колебалась. – Мне и в самом деле не стоит выбираться на прогулку, тем более верхом.
– Просто признай, что хочешь этого.
Брошенный Линдсеем вызов повис в воздухе. Пока летели секунды томительного ожидания, он задавался вопросом, сможет ли она найти в себе силы сказать «нет». Та Анаис, которую он знал, ни за что не отказалась бы от предложения совершить эту полуночную вылазку верхом. Женщина, которую он любил, бесстрашно приняла бы этот вызов и встретила бы Линдсея одетой в его бриджи и рубашку, те самые, что он послал ей, завернув в коричневую бумагу. Она надела бы сапоги, которые сшили специально для нее в Лондоне, – Линдсей спрятал эту пару в своем гардеробе, чтобы мать случайно не нашла ее.
Интересно, помнила ли Анаис те полуночные прогулки верхом, когда они скакали во весь опор до тех пор, пока не сбивалось дыхание, а их взмыленные лошади не принимались тяжело пыхтеть? Помнила ли Анаис, как они спешивались и прогуливали лошадей после стремительной скачки, а потом, отпуская их пастись, усаживались у реки Северн и смотрели на звезды, мерцавшие над темными водами… Помнила ли первый поцелуй, которого добился Линдсей? В тот памятный миг Анаис казалась такой чертовски красивой – такой чертовски обольстительной, совсем как зрелая женщина. Он прочитал ей романтические стихи, а потом поддался искушению и потянулся к ней, прижимаясь ртом к ее губам. Это было в высокой траве, где они сидели, наблюдая за закатом…
Он был таким чистым, таким невинным, этот первый поцелуй! Линдсей проживал этот момент миллионы раз, снова и снова слыша сбившееся дыхание Анаис, глядя ей в глаза в тот самый миг, когда медленно проникал языком между ее губами. Линдсей наблюдал за ней на протяжении всего этого поцелуя. Одна его половинка настойчиво взывала откинуть ее на траву и добиться того, чего он так желал, но Линдсей старался быть джентльменом. Старался быть кем угодно, только не своим отцом. Так невинно он и завершил тот поцелуй, отправившись в Кембридж со вкусом губ Анаис на языке и отчаянной потребностью в ней, бурлившей в крови.
А потом Линдсей обнаружил нечто, помогавшее жить с этой потребностью, ослаблявшее ее неукротимую силу. Это было то самое нечто, которое теперь по одержимости могло соперничать даже с мыслями об Анаис.
– Нас могут увидеть. – Она наконец-то прервала молчание, отвлекая Линдсея от его мыслей.
– О наших тайных прогулках могли узнать еще много лет назад. Но тогда нас это не останавливало.
– Однако я не могу рисковать этим теперь. – Анаис вдруг подняла на него взор, и ее губы медленно скривились в еле заметной усмешке. – Ладно, поскакали.
За считаные минуты Линдсей надел на Султана упряжь, оседлал его и оказался на спине коня, протягивая ладонь Анаис. Она оперлась на его руку и вскочила в седло, опустив ягодицы у его паха, прямо перед местом соединения его бедер. Леди, тоже в упряжи и под седлом, уже покорно ждала у ворот конюшни. Потянувшись к уздам, Линдсей обернул их вокруг руки и вывел Султана из стойла, Леди прилежно потрусила за жеребцом. Как только они оказались снаружи, Линдсей отпустил Леди и направил Султана вперед, заставляя того нестись по замерзшей земле под черным бархатным покровом ночи.
Волосы Анаис выбились из-под шпилек и откинулись назад, коснувшись лица Линдсея. Он вдохнул запах мыла, которым она обычно пользовалась, и прижался лицом к густой золотистой гриве, чтобы посильнее вдохнуть аромат любимой женщины. Тело Анаис быстро привыкло к ритму движений Султана, и необходимость обнимать ее отпала, но Линдсей не мог разорвать объятия, вместо этого он нежно положил ладонь ей на живот.