Одержимый

Звонков, и правда, больше не было. Чуть попозже Кащеев включил мобильник, чтобы позвонить жене. Однако ни домашний телефон, ни мобильник жены не отвечали. Абонент временно недоступен. Для Анастасии вообще-то нехарактерно отключать мобильник, она всегда на связи, но мало ли какие могут быть обстоятельства. Может быть, пришли гости, или плещется в душе. Она принимает душ по десять раз в день. Такая привычка заслуживает уважения, но все-таки выглядит как-то не по-русски, считал Кащеев. Однажды он даже пошутил на эту тему, но получил от жены такую гневную отповедь, что больше ни разу не затрагивал эту скользкую, как шампунь, тему.

Кащеев уже ехал по улицам Раменского. В центре у них с женой была трехкомнатная квартира, которую он получил от муниципалитета. Но теперь там жил сын-студент. Анатолий Дмитриевич же купил себе дом в живописном зеленом уголке на окраине города и благоустроил его по-своему. Жилище в принципе было замечательное, но одна деталь портила все, так сказать, являлась ложкой дегтя в бочке меда. Дом был добротный, двухэтажный и большой – развернуться было где, но часть его, одна убогая комнатка с отдельным выходом, принадлежала упрямому и несговорчивому старику, ветерану войны, который ни в какую не хотел идти на компромисс. Юристы посоветовали Анатолию Дмитриевичу не поднимать волну, а подождать, пока проблема устранится естественным путем. Это будет самый безболезненный вариант в данном случае, объяснили ему. Вот и пришлось, стиснув зубы ждать, пока заслуженный старик отправится в мир иной. А тот не торопился, как будто на нервах играл. Кащеев понимал, что не вполне справедлив к соседу, но ведь и тот мог войти в положение, выбрать другой вариант. Нет, встал на дыбы, показал характер. Терпит все неудобства, которые Кащеевы ему причиняют. И они терпят. Ни то, ни се получается. Разве тут скажешь «мой дом – моя крепость»? Ну, ничего, теперь появилась перспектива получить привилегированное жилье в Москве. Живя там, можно будет, не нервничая, дожидаться, пока освободится площадь здесь. Потом можно будет иметь удобную резиденцию за пределами столицы – так просто, про запас. Или продать.

Кащеев подъехал к дому. Окна на втором этаже светились. Внизу было темно. Темно было и в клетушке старика. Горели только две большие лампы над входом. Дом после ремонта выглядел солидно. Анатолий Дмитриевич невольно им залюбовался. Жаль только не вполне еще удалось благоустроить территорию. Из-за этого и ворота пока не поставлены. Работы еще невпроворот. Как он управится с этим делом, если переберется в Москву? Распыляться негоже. Вероятно, все-таки придется расстаться с домом, поручить приглядывать некому. Сын пока еще не обрел необходимой крепости характера, одни танцы, да девки на уме. Даже в армии не служил, отмазали его, как полагается. В армии сейчас служить не то что не престижно, а попросту опасно. И все-таки Кащеев иной раз жалел, что его сын не прошел эту суровую мужскую школу, не узнал тягот службы, не то что Анатолий Дмитриевич... У него биография была полноценная, два года отдал Родине как положено. Хотя...

Неприятных воспоминаний Анатолий Дмитриевич избегал, поэтому о плохом думать не стал. Подъехал к гаражу и аккуратно поставил машину. Проделывая автоматически все необходимые манипуляции, он еще и еще раз вспоминал свою триумфальную поездку в столицу. Теперь Анатолий Дмитриевич почувствовал, как зверски он устал сегодня. Но дело того стоило. Сейчас он расслабится. Хряпнет стаканчик джина, который очень любил, – у него припасена бутылочка, настоящего, из самой Англии...

Предвкушая удовольствие от сытного ужина и от восторгов жены, Анатолий Дмитриевич направился к дому. Звонить он, конечно, не стал, открыл дверь собственным ключом. Просторная прихожая, украшенная по настоянию жены экзотическими растениями в стилизованных под древнюю Мексику горшочках, встретила его тишиной и теплом. Контраст с заснеженным грязноватым двором был разителен. Милый дом, как говорят англичане... На мгновение Кащееву до слез стало жалко бросать обжитый уютный дом. Но он быстро переборол в себе эту слабость. Разум должен главенствовать в жизни. Разум и воля.

Внизу везде было темно и тихо. Никто, вопреки ожиданиям Кащеева не плескался в душе. Наверху негромко работал телевизор. В этом мурлыкающем безличном звуке было тоже что-то невероятно уютное и успокаивающее. Анатолий Дмитриевич сбросил дубленку на легкое плетеное кресло, сидя на котором было так удобно надевать сапоги, и стал подниматься вверх по лестнице.

– Настя! – позвал он.

В голосе его звучали нотки, которые слух жены должен был уловить безошибочно – это были интонация победителя. Женщины улавливают такие нюансы на лету. Особенно его Анастасия. Странно, что она не выходит. Заснула, что ли?