Одержимые

— Чаю? — спросил он своим мелодичным голосом. Терпеливо дождался, пока она сумеет совладать с собой настолько, чтобы кивнуть. Затем выудил из-под стола вторую чашку с блюдцем и водрузил ее на стол перед Леа. Она машинально спросила себя, каких гостей обычно принимает профессор в этой своей «естественной среде обитания». Сидит вдвоем с Адальбертом и доверительно рассуждает о старых добрых временах? От одной мысли об этом Леа стало дурно.

Еще хуже стало ей, когда профессор Каррьер взял чайник и наклонил его: из чайника не вылилось ничего. Ни чая, ни даже воды. Нимало не обескураженный этим, профессор поставил чайник обратно на холодную печку для согревания ног.

— Сахар? — спросил он.

Леа едва заметно покачала головой.

— Тоже терпеть не могу, — светским тоном заявил он. — От него как-то прямо даже зубы слипаются.

В этот миг послышался оглушительный гул, словно молния ударила в контейнер с деревянной стружкой. Звук грохотал у Леа в ушах, но казался бесконечно далеким. Словно между ними лежал целый мир. Чашка Леа опрокинулась, золотая каемочка надкололась. Девушка вновь поставила ее и быстро положила руку на подлокотник. Ей срочно нужно было что-то реальное, за что можно было уцепиться.

Так они некоторое время сидели в молчании, причем лицо профессора приобрело отсутствующее выражение, словно он совершенно забыл о том, что, спустя столько лет, Леа вновь сидит рядом с ним. В этом диком месте, глубоко-глубоко под землей. Оба — пленники безумца, одержимого демоном.

Внезапно профессор вновь пошевелился, и Леа поклялась себе, что, если он сделает попытку отпить из своей пустой чашки, она с криком бросится головой в металлическую дверь. Но он только нащупал очки на каминной полке, словно хотел убедиться, что они на месте.

— А что это вы читаете? — спросила она, указывая на книгу, все еще лежавшую открытой у него на коленях.

— О… — Ему потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями, и он тут же включил свой мелодичный голос докладчика. — Необычайно интересное сочинение о людях как о вещи в себе. Я уже давненько интересуюсь психологией в сочетании с антропологией и социологией, а также немного астрологией — эта комбинация кажется мне очень подходящей. Потому что когда речь идет о настолько сложной теме, то на одной точке зрения далеко не уедешь. Нужно быть открытым и не страшиться ступать на новые пути. Смирение перед объектом. Человек всегда был моим коньком, как вы, вероятно, знаете, а тут, как известно, век живи — век учись. Поэтому это особенное произведение… каноническое, можно смело рекомендовать к прочтению, если не делать чтение обязательным, если хочешь хотя бы приблизиться к человеку в его великолепной сложности. И тут нужно отказаться от повязки на глазах и смотреть не только прямо…

Постепенно речевой поток иссякал, и профессор Каррьер посмотрел на нее с таким выражением лица, словно потерял нить разговора и надеялся, что она поможет ему продолжить.

Мгновение Леа пыталась разобраться в услышанном.

— А как называется это выдающееся произведение?

Профессор Каррьер побарабанил двумя пальцами по нижней губе, затем взял книгу и поднял ее так, чтобы она могла увидеть обложку. Мужчина в накидке. Женщина, почти потерявшая сознание в экстазе. Сад в лунном сиянии. Профессор Каррьер читал ей лекцию о любовном романе, о неком «Кусающем в шею»…

«Как это уместно», — подумала Леа, и с губ ее сорвалось короткое стаккато истерического хохота.

— Замечательное чтиво, если знать, с какого боку к нему подступиться! У меня есть еще и другие работы этого автора, — произнес профессор тоном гордого коллекционера.

— И некоторых даже по нескольку экземпляров, — бесцветным голосом ответила Леа.

— А вы быстро сориентировались.

Он бросил на нее испытующий взгляд. Этот разговор никак не мог вестись всерьез. Но как девушка ни искала, в глазах профессора Каррьера не обнаруживалось предательских искорок, свидетельствовавших о том, что внутренне он весь трясется от смеха. Она вспомнила о камере, глазок которой следовал за ней по всей комнате, и представила Адальберта, наслаждающегося видом совершенно потерянного Этьена Каррьера.

— А чем вы в настоящее время занимаетесь? — спросил профессор, в то время как его руки пытались ухватить пустую чашку.

Ответ Леа последовал, словно пистолетный выстрел:

— Я как раз наслаждаюсь маленьким отпуском вдали от Адама, который вот-вот собирается проиграть свою битву с демоном.

Пальцы профессора Каррьера вернулись к губам, взгляд устремился к лампе накаливания в камине.

— Демон, — мягко повторил он.

И в этот миг Леа поняла, что допустила ошибку. Вообще-то она хотела только разозлить профессора, чтобы он оставил в покое проклятую чашку. В то же время эта провокация была попыткой вывести его из оцепенения. Судя по выражению лица профессора Каррьера, ей это более чем удалось… Она пробудила Шиповничек от сна поцелуем, вот только Шиповничек оказался злой феей.