Одержимость шейха

Задыхаюсь солеными каплями собственных страданий. В ушах все гудит, но изредка, словно сквозь слой ваты, до меня долетают рычания Джафара о том, какая я узкая, и что-то еще, только не получается разобрать… Я будто на короткие мгновения теряю сознание от нарастающей внутри меня агонии. Но я терплю. Изо всех сил, что с каждой секундой испаряются подобно каплям воды в пустыне. Горло горит огнем от вырывающихся животных звуков, кажется, оно разодрано в кровь, и, чтобы приглушить их, вгрызаюсь зубами в собственную руку и прокусываю ее до металлического привкуса.

Я позволяю ему ломать себя. Быстро. Грубо. Сильно. Он не останавливается ни на секунду. Трахает все глубже и глубже, пока я не ощущаю, как по моим бедрам начинают вытекать первые горячие капли. И по специфическому запаху крови, вмиг проникнувшему в мои ноздри, несложно догадаться, что это доказательство моей жестоко потерянной девственности.

— Проклятье, — раздается надо мной сдавленный мужской стон, прежде чем он выходит из меня, заставляя испытать поистине адскую боль, и я больше не в силах сдерживать своих рыданий. Под собственный вопль падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Я не знаю, кончил ли он или остановился, потому что заметил свою оплошность. Не знаю и знать не хочу, даже не смотрю на него. Внутри все горит огнем, душит до самого горла. А потом сквозь отголоски пульсирующих мук я улавливаю в образовавшейся тишине его громкое дыхание.

— Джансу… — задыхаясь, — у тебя… Что за… Кууусссоомак!

Зажмуриваюсь и содрогаюсь от новой волны истерики. Поражение в его голосе приносит мне ещё одну порцию боли. Он животное. Жестокое. Бесчеловечное. И ему нет дела до того, что он только что сделал со мной.

Это чудовище не может сожалеть. Не верю.

Матрас прогибается, и я дергаюсь, сжимаясь еще сильнее, не желая ощущать на себе его грязные прикосновения.

Но как бы не так. Джафар нависает надо мной и осторожно отводит несколько прядей от моего заплаканного лица, а когда просовывает ладонь под мою щеку, чтобы повернуть к себе, я тут же уворачиваюсь. Шарахаюсь от него, потому что противно мне.

Не хочу.

— Посмотри на меня.

Нет. Ни за что.

Трясу головой, буквально задыхаясь отравляющими меня чувствами. И, к моему ужасу, они лишь усиливаются. Так же, как и желание всадить нож в его черное сердце.

— Все еще сомневаешься в моей чистоте? — горький шепот прерывисто слетает с моих искусанных в кровь губ. — Или тебе мало? Хочешь продолжить?

Не смотрю на него, но ощущаю его тяжелое порывистое дыхание.

— Нет. Джансу…

Я не выдерживаю нежности в его голосе и тут же впиваюсь в него таким ненавидящим взглядом, на какой только способна. А в ответ он бьет меня пустотой чёрных потускневших от вины глаз. Лжец.

— Либо заканчивай, либо уходи! — цежу сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость!

Но, к сожалению, я не справляюсь с ролью железной леди и начинаю плакать ещё сильнее, снова прячась, свернувшись в калачик.

«Уходи. Уйди-и-и.»

Мысленно кричу я. Молю. Требую.

И словно услышав эхо моей нестерпимой боли, Тень, нависающая надо мной, исчезает, как и давление с матраса. Но я все также не шевелюсь. Напоминая собой дрожащий клубок оголенных нервов. И только хлопок двери свидетельствует о том, что он ушел.

Ушел, оставив от меня истерзанную и потрепанную оболочку…

Я даже не помню, как отключилась, а проснувшись на утро, все еще не могла пошевелиться, нижняя часть тела казалась онемевшей.

На тумбочке рядом с кроватью я замечаю поднос. Игнорируя его, выпиваю стакан воды и снова отворачиваюсь, продолжая оплакивать всплывающие кадры прошедшей ночи, что с ужасом появляются в моей памяти все ярче и ярче… И мне не под силу стереть их.

Я плачу весь день, боясь покидать кровать, а тем более комнату, боясь встретиться с ним.

Я еще не готова, и, наверное, никогда больше не буду.

Так и лежу, уткнувшись носом в одеяло, до самых последних лучей солнца, но и тогда встать не получается потому что веки тяжелеют, и я вновь проваливаюсь в дрему.

Правда, уснуть мне мешает звук открывшейся двери. Тело вмиг приходит в напряжение. Сердце замирает, прежде чем сорваться в галоп. Только не он…

— Джансу, — осторожно зовёт… Вазира и я облегченно выдыхаю, но, не получив от меня и звука, она сама прокрадывается к кровати. — Что произошло? Тебе плохо? Встать сможешь? — женщина убирает волосы с моего лица, но я останавливаю ее, перехватив руку.

— Вазира, оставь меня…

Слышу сочувственный вздох.

— Не упрямься. Я пришла помочь. Знаю, что господин провёл с тобой ночь и повёл себя грубо. Поэтому я здесь, — ее голос опускается до шепота, — один человек хочет помочь тебе.

Зажмуриваюсь, ощущая, как она начинает действовать мне на нервы.

— Я помогу тебе сбежать, — секунда и мое раздражение гаснет. — Только нужно идти сейчас, пока господин пьян и спит. — Теперь ее тон переходит на причитание. — Не знаю, что между вами произошло, но я впервые вижу, чтобы он столько пил. Слуги только и таскают в его комнату вино, а младшего эмира он с позором выставил прочь из дворца.

От услышанного в груди поднимается ворох тревожных эмоций.