– Но я все равно постоянно испытываю невероятный ужас.
– Может быть, весь этот ужас – на самом деле то, что тело хочет сообщить тебе. Многие писатели говорили, их работа продиктована желанием узнать, что они думают. Так что если ты все еще не уверена в своих чувствах к Калебу – о черт, я хотела сказать Лаклану, прости. – Она легко смеется, но уже слишком поздно; мой желудок скручивается. – Оговорочка по Фрейду.
Что означает эта оговорка по Фрейду? Что имя Калеба так много лет было у нее на губах и это сила привычки? Или то, что она знает, кто я, почему я здесь и что я сделала? Если смотреть в одну точку – на бутылку «Малибу» за баром, – тошнота отступает; мир выравнивается.
– Я имею в виду, возможно, творчество открывает тебе истину. Я наконец-то прочитала «Я люблю Дика» Криса Крауса и наткнулась на удивительную цитату, возможно, она найдет отклик и у тебя. Краус цитирует Энн Роуэр, секунду. – Розмари листает что-то в телефоне, затем зачитывает вслух: – «Каждый раз, когда пытаешься написать правду, она меняется. Происходит что-то еще. Информации становится все больше»[40].
– Ух ты, мурашки по коже.
– Правда же?
– Я не читала, но теперь хочу прочитать.
Розмари предлагает мне одолжить ее.
– Рекомендую читать в метро, ханжеские взгляды – дополнительный бонус. – Она хихикает. – В любом случае я захвачу ее с собой в следующий раз. Может быть, мы сможем выпить вчетвером?
До меня не сразу доходит.
– Вчетвером?
– Оливер, Лаклан, я, ты. Как двойное свидание. Наша дружба существует в некоем вакууме, ты не заметила?
Я ищу ответ, который мог бы убедить ее в том, что это необходимый вакуум.
– Да, конечно, хотя, – мешкаю я, – мне кажется, что не все отношения должны пересекаться. Так даже лучше! – добавляю как можно бодрее.
Розмари поджимает губы и едва заметно сдвигает стул, что обеспечивает несколько дополнительных миллиметров пространства между нами. После долгого молчания она произносит:
– Я не так организую свою социальную жизнь, но ладно. Просто подумала, это будет весело.
Розмари не должна расстраиваться из-за меня, как минимум это не может длиться долго, мне нужно отвоевать у нее эти лишние миллиметры, чтобы стереть все подозрения, и…
– Я солгала тебе, – выпаливаю я. – Ранее.
Она качает головой, пронзая меня серо-зеленым взглядом.
– О чем именно?
– О детях. По правде говоря, мне не нравится говорить об этом, потому что я не могу их иметь. И поэтому я не могу не писать: это все, что я могу сделать.
– Не можешь их иметь… почему?
Она выглядит искренне озадаченной, и это смешно. Воображение отказало?
– Мне не хватает необходимых деталей, – объясняю я, почти довольная собой. Посмотрите, насколько язвительной, насколько высокофункциональной может быть бесплодная двадцатипятилетняя женщина!
– О черт. – Она делает паузу. – Все еще не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Что случилось?
– Операция, когда мне было восемнадцать. Могло быть и хуже. Киста могла лопнуть внутри меня, но не лопнула. Им пришлось удалить яичники…
– Как Лине Данэм?[41]
В некоторых случаях знаменитости являются примером, это ясно, но я не могу не закатить глаза от такого сравнения.
– Нет, это было другое. – Я качаю головой. – У меня все еще есть матка. Мне повезло.
Розмари грызет нижнюю губу. Другие девушки могут улыбаться с глазами, полными жалости, могут неловко отворачиваться от женщины, у которой никогда не будет выбора, но Розмари удается посмотреть на меня с необходимой долей сострадания.
– Это так трудно, Наоми. Мне очень жаль. Я понятия не имела, конечно, но я бы не заговорила об этом, если б…
– Не переживай, – отмахиваюсь я, хотя мне хочется, чтобы она переживала и удивлялась, пусть даже самую малость по сравнению с тем, как переживала и удивлялась я.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что тебе больше не нужно лгать. Надеюсь, ты знаешь, что можешь говорить со мной обо всем.
– Спасибо, но в будущем я бы предпочла написать об этом, если честно.
– Так проще, – соглашается Розмари. Когда приходит чек, я спешу заплатить за наши напитки, и она не протестует. – Давай вскоре еще пересечемся, – предлагает она, прежде чем мы расстаемся. – Ты отличный читатель.
– Взаимно, – от иронии и неизбежности этого в груди что-то сжимается.
В метро я включаю «Лох-Ломонд» группы «Ранриг» – пусть меня поглотит знакомая тоска. Когда Донни Манро напевает «Буду в Шотландии прежде тебя», я закрываю глаза.
Глава девятая
Накануне Дня святого Валентина я наблюдаю за несколькими незадачливыми мужчинами, сражающимися со стойкой для открыток.
– Я же говорила, – замечаю я Луне. – Ажиотаж тринадцатого.
Один из мужчин перестает крутить стойку и подходит к кассе. Пробив покупку, Луна поворачивается ко мне:
– Он купил две одинаковые открытки.
– Одна для жены, другая для любовницы.
Луна смеется:
– Натуралы – худшие парни. Ну, Калеб нормальный.
– От тебя это звучит как триумф. Кстати, что ты делаешь завтра? Есть планы? – Мне и впрямь любопытно, но я также рассчитываю на ответный вопрос.