Одержимость романами

К тому времени, когда у Наоми заканчивается смена, я готова действовать. Станция метро «Кларк-стрит» находится всего в нескольких кварталах. Я провожаю ее, и мы заходим в один вагон, направляющийся в сторону пригорода. На станции «Уолл-стрит» в поезд набивается куча тел в деловых костюмах, и те, кто стоит у дверей, вынуждены потесниться. Посреди этого столпотворения мне удается занять место рядом с Наоми. Рукав моего свитера задевает ее локоть в джинсовой куртке – посмотрим ли мы друг на друга? Но она так и не поднимает взгляд. Два дюйма разницы в росте играют мне на руку – я вижу ее экран, пока она пролистывает исполнителей и альбомы, выбирая в итоге «Давай расстанемся хорошо» группы «Гэнг оф Юс». Мне становится неприятно, когда я понимаю, что Лаклан раньше ставил эту песню во время готовки, измельчая лук под звон барабанных тарелок.

Как я и надеялась, это отличный материал для книги. Позже я запишу несколько деталей – ее округлые бедра, кружка с Шекспиром, пожелтевшие зубы, австралийская рок-группа, локоть в джинсовой куртке, касающийся рукава моего свитера. Начало моей книги. Кажется, я нашла историю, которую стоит рассказать. До этого я писала только короткую прозу – не больше двадцати страниц; ничто не цепляло меня настолько, чтобы удостоиться башни из слов. Но наконец-то жизнь заинтересовала меня. Возрадуйтесь, сторонники, утрите нос, скептики – сама я каждый день попадаю то в одну, то в другую категорию – я напишу роман, продумаю сюжет, и, может быть, в процессе пойму, как мне вернуть Лаклана.

На протяжении двадцати пяти страниц, пока бывшая девушка, «Пенелопа», снова и снова возвращается в книжный магазин, искусно играя роль постоянной покупательницы, между двумя женщинами проклевывается дружба, в основе которой лежит (ну ничего себе!) сокрытие истинной личности и намерений.

Переиначив некоторые детали, я сбила Розмари со следа; правдоподобная ложь часто максимально приближена к правде. Худший сценарий: она решит, что я зациклена на себе, а не на ней.

– Мне нравится, как этот текст превращается в историю об отношениях между двумя женщинами, – начинает Розмари. – Сначала меня расстраивала некоторая схематичность характера Лаклана, потому что я хотела понять, с чего вдруг все считают его трофеем, понимаешь? Но теперь я знаю, это было намеренное решение. Он вспомогательный персонаж, скорее проекция, нежели личность.

Благодарная за то, что любое недостаточное развитие персонажа объясняется проницательным авторским замыслом, я киваю в знак согласия. Принимаю похвалу там, где она (не) заслужена.

Розмари продолжает говорить, сверяясь с записями.

– Правда, прямо сейчас дружба между этими женщинами кажется немного односторонней. Я не уверена, что Наоми стала бы… О, кстати, очень умно, очень в стиле Бена Лернера[38]. – Она делает паузу, чтобы ухмыльнуться. – В любом случае я не уверена, что вымышленная Наоми так быстро согласится на эту новую дружбу. Я бы написала об этом подробнее, изучила бы, какая выгода в этом для Наоми. Может быть, она тоже одинока? Может быть, она знает, кто такая Пенелопа и ей просто любопытно?

«А какая в этом выгода для тебя Розмари?» – хочется спросить мне.

Может быть, она до сих пор не осознала, что это метафора. Как она может не понимать, что я разыгрываю версию нашей собственной истории? Наверное, люди видят только то, что хотят видеть, игнорируя все остальное.