Одержимость

— Вот вчера посмотрел на небо и не смог. Такая тоска… Там где-то звезды живут миллиарды лет, а мне, дай бог, еще полтинник протянуть. Да что полтинник, хотя бы еще раз их увидеть! А что я успею за это время? Ни черта не успею же как пить дать. Кто обо мне вспомнит век спустя? Кто-то ведь и сто лет назад здесь лед долбил. Тоже ему казалось: работенка не архиважная, но достойная. И копеечка какая-никакая, у других и того нет. А ничего ведь от человечка не осталось, ноль. Имя его неизвестно, подвиг его смертен. Даже если он был, что сомнительно. У потомков голова — не компьютер, всех не упомнишь. От древнеегипетских работяг хоть пирамиды остались, а от сколотого льда что останется? Ну женюсь, рожу таких же оболтусов, которым страшно будет смотреть на звезды… Да! Так вот, подумал я вчера об этом, и… машинка сломалась. Неудобняк жуткий. Может, сточил?

— Значит, хочешь, чтоб я тебе как мужик со стажем ответил?! — переспросил Глеб Николаевич, прищурившись.

— Вы побожились! — напомнил Рыжий, почувствовав подвох.

— Врешь, ничего я тебе не обещал.

— Вот так всегда! Советы, Глеб Николаич, хороши вовремя, когда их спрашивают. А не когда у вас язык чешется.

— А ты не пыхти, как дырявый самовар, я отвечу. — Глеб Николаевич выдержал паузу. — Про звезды ничего не скажу. А насчет машинки… В солдатиков тебе надо играть, а не по бабам шастать, раз такие вопросы задаешь!

Несколько минут Рыжий остервенело долбил лед, и Глеб Николаевич, опасаясь осколков, отступил от него на приличное расстояние.

Из кольца оцепления выехала милицейская «Газель».

— Закурить не будет? — спросил Рыжий у шофера, почти своего ровесника.

— Держи, — обрадовался водитель. Ему тоже было скучно. — Эксплуатируют? — кивнул он в сторону Глеба Николаевича.

— Меня?

— Не меня же. У дедугана лом втрое тоньше. Смотри, руки до локтя сотрешь.

— Положено. По сроку службы.

Водитель зевнул:

— У вас тут не гостиница, а стартовая площадка. Два дежурства подряд, прикидываешь?

— А кто на этот раз?

— Кто-кто?! Очередной шизик. Это уже хроника. Самому можно дежа-вю подцепить.

— Два раза — еще не хроника, — возразил Рыжий. — Знаешь, как Глеб Николаевич говорит? — он посмотрел на напарника. — один раз — случайность, два раза — закономерность, три — система.

— Все прапоры так говорят. У них десять присказок на все случаи жизни. — Водитель взглянул на небо: — Хоть сегодня солнце вылезет, может, дорогу подсушит.

— Как же! — мстительно сказал Рыжий, представляя, как вечером опять пойдет мокрый снег, к утру схватится ледяной коркой и завтрашняя смена первого этажа, любимчик богов Леха Колпаков и кто-то второй, уже не суть важно кто, будут долбить ее ломами. — У Атлантов тоже перекур, — сказал он, запрокинув голову, и щелчком отправил окурок в водослив.

Часть вторая

1

— Вижу, все в сборе? — Воскобойников созвал совещание на 16.00 и сам прибыл минута в минуту. — Мельник погиб. Все уже в курсе?

— Слышали, — кивнул Заставнюк. — Сложно было не услышать, сегодня только об этом и разговоры.

Шеф, как всегда, не раздеваясь уселся на стол:

— Что творится в федерации, сами понимаете. В газетах уже говорят об эпидемии загадочных самоубийств. Это очень плохо. Очень. Но хуже всего для нас, что наше маленькое расследование придется максимально ускорить.

Все дружно кивнули.

— Константин Мельник — 26 лет, 7-й в рейтинге ФИДЕ. Вот как он играл: 6 января черными — проигрыш, 8-го белыми — ничья, 10-го черными — ничья, потом перерыв, смерть Болотникова, переговоры, возобновление турнира, 16-го белыми — проигрыш. 18 января, то есть вчера, Мельник также покончил с собой. Он, как и Болотников, выбросился с шестого этажа, из окна номера 612. Номер на том же этаже, что и номер Болотникова, в противоположном крыле. Это случилось также утром, но не в семь, а около восьми. Как и в первом случае, предсмертная записка отсутствует. Причина смерти — черепно-мозговая травма, вызванная падением.

Следствие по Мельнику, естественно, еще не закончилось, но фактами, опровергающими версию самоубийства, насколько мне известно, следствие не располагает.

Итак, два самоубийства подряд, погибли два международных гроссмейстера. Это плохо… Простите, я повторяюсь, но, честно говоря, просто голова идет кругом.

— Свидетелей опять нет? — спросил Гордеев.