Очищение

Цицерон находился в прекрасном настроении, когда переступил порог собственного дома. Ничто так не радует политика, как возможность застать своего противника врасплох. Все только и говорили о том, как Гибрида переметнулся в другой лагерь. С другой стороны, Квинт был взбешен, и, когда из дома наконец ушли последние посетители, он набросился на своего брата с яростью, которой я в нем не подозревал. Это было тем более неприятно, потому что при этом присутствовали Аттик и Теренция.

— Почему ты не переговорил ни с кем из нас, прежде чем отказаться от своей провинции?

— А зачем? Важен результат. Ты же сидел напротив них. Как тебе показалось, кому было хуже — Цезарю или Крассу?

Но Квинт не позволил увести разговор в сторону.

— Когда ты это решил?

— Честно говоря, я думал об этом с того момента, как мне досталась Македония.

Услышав такой ответ, Квинт воздел руки в отчаянии.

— Ты хочешь сказать, что, когда мы говорили прошлым вечером, ты уже все для себя решил?

— Почти что так.

— Но почему же ты ничего не сказал нам?

— Прежде всего, я знал, что ты с этим не согласишься. Кроме того, оставался очень маленький шанс того, что Цезарь предложит закон, который я смогу поддержать. Ну и, наконец, я могу делать со своей провинцией все, что посчитаю нужным.

— Нет, Марк, это касается не только тебя, но и всех нас. Как мы сможем расплатиться с долгами без доходов от Македонии?

— Ты хочешь спросить, откуда возьмутся деньги на твою кампанию на пост претора нынешним летом?

— Это нечестно!

Цицерон взял Квинта за руку.

— Брат, выслушай меня. Ты станешь претором. И получишь этот пост не за взятки, а потому, что ты принадлежишь к семье Цицеронов, а это сделает твой триумф еще приятнее. Ты должен понять, что мне необходимо было разорвать связь Гибриды с Цезарем и трибунами. Моя единственная надежда провести Республику через все эти шторма — единство Сената. Я не могу себе позволить, чтобы мои коллеги плели заговоры за моей спиной. Поэтому с Македонией необходимо было расстаться. — Затем он обратился к Аттику и Теренции: — Да и кто захочет управлять провинцией? Вы же знаете, что я не смогу оставить вас одних в Риме.

— А что помешает Гибриде забрать у тебя Македонию, а затем поддержать обвинение против Рабирия? — настаивал Квинт.

— А зачем ему это надо? Он сошелся с ними только из-за денег. Теперь он может расплатиться с долгами без их помощи. Кроме того, ведь ничего еще не подписано, и я в любое время могу поменять свое мнение. В то же время сейчас этим благородным жестом я показываю людям, что у меня есть принципы и что благополучие Республики для меня важнее своего собственного.

Квинт посмотрел на Аттика. Тот пожал плечами и сказал:

— Железная логика.

— А что ты думаешь по этому поводу, Теренция? — спросил Квинт.

Во время всего этого разговора жена Цицерона молчала, что было на нее не похоже. Даже сейчас она ничего не сказала и молча смотрела на мужа, который смотрел на нее с непроницаемым лицом. Медленно она подняла руку к волосам и вынула из них диадему. Не отводя взгляда от лица Цицерона, сняла ожерелье, отстегнула брошь с лифа и сняла золотые браслеты с рук. И наконец, скривившись от усилия, стащила кольца с пальцев. Проделав все это, она собрала свои новые драгоценности в горсть и, разжав руки, уронила их на пол. Блестящие камни и драгоценный металл разлетелись по мозаичному полу. Женщина повернулась и молча вышла из комнаты.

IV

На следующее утро, с первыми лучами солнца, мы уезжали из Рима. Это было частью исхода всех официальных лиц, их семей и приближенных, для того чтобы принять участие в Латинских празднествах на горе Альбан. Теренция сопровождала своего мужа, однако атмосфера в их носилках была едва ли не холоднее этого январского горного воздуха снаружи. Консул заставил меня работать, сначала продиктовав длинное донесение Помпею, в котором подробно описал политическую ситуацию в Риме, а затем — несколько коротких писем руководителям провинций. Все это время Теренция сидела с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Дети ехали со своей няней в других носилках. Вслед за нами следовал караван повозок, в которых находилась вновь избранная власть Рима: сначала Гибрида, а за ним преторы — Целер, Концоний, Руф Помпей, Помптин, Росций, Сульплисий и Валерий Флакк. Только Лентул Сура, городской претор, остался в Риме, чтобы следить за порядком в городе.

— Город выгорит дотла, — предположил Цицерон. — Этот человек полный идиот.