Очищение

Цицерон сидел неподвижно и внимательно смотрел на Руфа. Некоторые члены жюри качали головами в изумлении. Из толпы зевак донесся глумливый смех.

— Граждане, — закончил Руф. — Я думаю, что все сказал. Я показал, как благодаря предательской некомпетентности Гибриды наша страна потеряла целый регион. Я доказал его трусость и жадность. Я раскрыл, как деньги, предназначенные для армии, оседали в его собственных сундуках. Тени легионеров, брошенных своим командиром и беспощадно убитых варварами, взывают о справедливости. Этому монстру никогда нельзя было доверять таких высоких постов, и этого не случилось бы, если бы не помощь его коллеги по консульству. Карьера обвиняемого построена на крови и разврате, и убийство несчастного мальчика — лишь небольшая часть всего этого. К сожалению, мертвых уже не вернуть, но, приговорив этого человека, вы очистите от его вони воздух Рима. Давайте сегодня же отправим Гибриду в изгнание.

Под продолжительные аплодисменты Руф занял свое место. Претор выглядел удивленным и попросил подтвердить, что обвинитель закончил свое выступление. Руф жестом подтвердил это.

— Ну что ж. А я думал, что тебе понадобится еще, по крайней мере, один день, — заявил Клавдиан. Он повернулся к Цицерону. — Ты хочешь выступить от имени защиты немедленно или предпочитаешь, чтобы суд прервался до завтра, чтобы ты смог подготовиться?

Лицо Цицерона было пунцовым от возмущения, и я сразу понял, что он совершит серьезную ошибку, если начнет говорить сразу же, не успокоившись. Я сидел в стороне от клерков, прямо под платформой, и даже встал, чтобы подойти к нему и умолить его согласиться с перенесением слушаний на следующий день. Но хозяин отмахнулся от меня прежде, чем я смог произнести хоть слово. В его глазах горел странный огонь. Я не уверен даже, что он заметил меня в тот момент.

— Такую ложь, — произнес он с отвращением и встал, — такую ложь надо убивать немедленно, как таракана, а не позволять ей торжествовать целую ночь.

Площадь перед судом и так была полна народа, сейчас же люди спешили к комицию со всех сторон Форума. Цицерон, выступающий в суде, был одним из символов Рима, и никто не хотел упустить этот момент. Никто из членов Трехглавого Чудовища так и не появился, однако в толпе я заметил их доносчиков — Бальба, Афрания и Ария. У меня не было времени рассматривать толпу — Цицерон начал говорить, и я должен был записывать.

— Должен признаться, — начал он, — что без радости шел в этот суд защищать моего старого друга и коллегу Антония Гибриду. Однако человек, который ведет публичную жизнь в Риме так же долго, как веду ее я, имеет массу подобных обязательств. Да, Руф, «обязательства» — это слово, которое тебе не дано понять, в противном случае ты не говорил бы обо мне подобным образом. Но сейчас я счастлив, что все-таки пришел сюда, потому что наконец-то смогу сказать о том, о чем молчал долгие годы. Да, я работал вместе с Гибридой, я был в нем заинтересован и не скрываю этого. Я закрывал глаза на разницу во взглядах и подходах к жизни. Я закрывал глаза на многое, потому что у меня не было выбора. Для того, чтобы спасти Республику, мне нужны были союзники, и мне не приходилось выбирать, откуда они брались.

Вспомните то ужасное время. Вы что, думаете, что Катилина действовал в одиночку? Вы что, думаете, что один человек, каким бы энергичным и развращенным он ни был, смог бы достичь того, чего достиг Катилина, — смог бы поставить этот город и нашу Республику на грань разрушения, — если бы у него не было сторонников? И я не имею в виду эту банду обанкротившихся патрициев, игроков, пьяниц, раздушенных юношей и бродяг, которые все время вились вокруг него — среди которых, кстати, находился и наш амбициозный молодой обвинитель. Нет, я имею в виду людей, имеющих вес в нашем обществе. Людей, которые увидели в Катилине возможность удовлетворить свои собственные опасные и далеко идущие амбиции. Эти люди не были казнены по решению Сената пятого декабря того памятного года, и они не погибли на поле битвы под натиском легионов, которыми командовал Гибрида. Они не отправились в изгнание на основе моих свидетельских показаний. Они и сегодня свободны. Более того, они управляют этой Республикой!

До этих слов Цицерона слушали в полной тишине. Теперь же многие из слушателей выдохнули и повернулись к своим соседям, потрясенные услышанным. Бальб стал что-то записывать на восковой табличке. Я подумал: а хозяин понимает, что он делает? И рискнул взглянуть на Цицерона. Казалось, он не понимал, где находится: сенатор забыл о суде, об аудитории, обо мне, о политических раскладах — сейчас ему надо было только выговориться.