Очи познания: плоть, разум, созерцание

Во всех этих более широких значениях слово «опыт» просто синонимично прямому ухватыванию, непосредственной данности, интуиции – сенсорно-чувственному, ментально-умственному и духовно-созерцательному познанию.

В такой формулировке и вправду возможно осмысление, согласно которому все знание опирается на опыт (как утверждают эмпиристы) – но не чувственный опыт (что тоже ими утверждается). Таким образом, различные априорные, или рациональные, истины – это то, что я переживаю на опыте в ментальной сфере, но не в чувственной сфере (например, математика). А трансцендентальные истины – это то, что я переживаю на опыте в духовной сфере, но не в ментальной и чувственной сферах (например, сатори). И в этом смысле существуют самые разные виды знания за пределами чувственного опыта, но, в общем, нет такого знания, которое было бы вне опыта. Сенсибилия, интеллигибилия и трансценделия – и одно, и другое, и третье могут быть открыты прямому и непосредственному переживательному, или опытному, ухватыванию, или интуиции; все эти ухватывания и составляют данные, собираемые в процессе познания в каждом из этих измерений.

Эмпиризм, следовательно, справедливо утверждает, что всякое достоверное знание должно опираться на опыт. Но затем он упрощает все значения слова «опыт» исключительно до мира сенсибилии. Эмпиризм желает вывести мой опыт рассудка исключительно из моего опыта ощущений – то есть берется утверждать, что не существует рассудочного опыта, который сперва бы не опирался на мой чувственный опыт. И данная попытка в определенном смысле очень соблазнительна («мы хотим эмпирических данных!») просто потому, что можно с легкостью, но неуловимо смешать чувственный опыт (чистый эмпиризм) с опытом в общем. Эмпиризм кажется чем-то здравым, чем-то прагматичным и т. п., но только лишь потому, что он вносит путаницу, смешивая два базовых утверждения: он говорит, что все реальное знание должно опираться на опыт, – что достаточно верно, если подразумевается «опыт» в широком смысле, – но далее он поддается искушению и заявляет, что, дескать, опыт, на самом деле и в основе своей, есть сенсорно-чувственный опыт, – и это приводит к катастрофическим последствиям.

Позвольте мне повторить, что одна из причин, почему многозначность может возникнуть и на деле возникает, состоит в том, что слово «опыт» можно использовать в широком смысле («прямое осознавание»), но затем ему дается распространенное и намного более узкое значение – «чувственные восприятия». Сознательно или неосознанно смешивая эти значения, современные эмпиристы получают возможность высмеивать идею «внеопытного» знания (что вполне оправданно), однако затем они ограничивают сам опыт его чувственно-эмпирическими формами (ошибка редукционизма, категориальная ошибка и т. д.). И, дабы совершенно все запутать, многие новые гуманистические и трансперсональные психологи, работающие преимущественно с интеллигибилией и трансценделией и верно осознающие, что их данные и вправду опираются на опыт (в широком смысле), желают равного признания с «реальными науками» и просто называют свою деятельность и получаемые данные «эмпирическими». И в результате обнаруживают, что строгие ученые-эмпирики просто отвергают их результаты, иногда с нескрываемым презрением.

Чтобы избежать подобных многозначностей, в настоящей главе я обычно буду ограничивать термин «эмпирическое» его первоначальным значением: знание, опирающееся на чувственный опыт (сенсибилия), – хотя из контекста будет ясно, о чем идет речь. Классический эмпиризм был попыткой редуцировать все высшее знание и весь опыт до чувственного знания и чувственного опыта. Акцент на непосредственном опыте (в широком смысле) стал великим и непреходящим вкладом, сделанным эмпиристами; низведение опыта до исключительно чувственного опыта стало их великим и непростительным преступлением.

Процедуры верификации

Каждому из трех способов познания, как следствие, доступны реальные (опытные) данные в соответствующей сфере – чувственные данные, ментальные данные и трансцендентальные данные. В каждом случае данные характеризуются непосредственностью их интуитивного ухватывания. (Сами данные и вправду могут быть опосредованы, но момент их восприятия как таковой непосредственен.) Эта интуитивная непосредственность, как хорошо было известно Джеймсу, должна быть определяющей характеристикой данных и единственной нашей исходной точкой, иначе мы свалимся в бесконечную регрессивную петлю.