Очи познания: плоть, разум, созерцание

В качестве своей противоположности или зеркального отражения она имеет лагерь сторонников идеи «утраченного Рая» – Эдема, интерпретируемого как нечто буквально существовавшее в ходе эволюции, а не предшествовавшее ей в инволюции. С данной точки зрения, разделяемой МВ-2, Эдем рассматривается не как состояние доличностного неведения и погруженности в самоотчужденную природу, а как некое подобие действительного и трансперсонального рая на земле. Неизбежное возникновение самосознающего эго, следовательно, неверно истолковывается как падение из райского и духовного мира, тогда как на деле это просто преисполненная тревоги точка на полпути от глубочайших самоотчуждения и подсознания к настоящему сверхсознательному раю в воплощенном Духе. Эта присущая МВ-2 теория не ограничивается религиозными мифами; существует целая, и довольно влиятельная, школа антропологии, также ее придерживающаяся. Как следствие, данная школа приписывает тем вещам, которые нередко являются примитивными и варварскими обрядами доэгоических стадий, всевозможный надэгоический символизм и усматривает глубоко мистические прозрения в грубых обрядах ритуального жертвоприношения животных и людей. Они проклинают возникновение современного интеллекта и порицают использование логики, пытаясь убедить других в верности своих идей путем возвеличивания всяческого нечленораздельного дикарского лепета до трансцендентального статуса. Настолько трансцендентального, что бедное ментальное эго в сравнении с ним есть дьявол во плоти. Начиная с более умеренных и секулярных форм данного воззрения, таких как романтическая антропология Руссо (с его идеей «благородного дикаря»), а также более религиозных форм, считающих мифологию жертвоприношений бронзового века золотой эпохой трансценденции, и заканчивая совершенно декадентскими теориями, такими как построения Клагеса, в которых возникновение разума считается фундаментальной ошибкой вселенной, – все это направление антропологии, базирующееся на МВ-2 (которое располагает современное ментальное эго внизу склона горы, с которой человек скатился, – и негативные последствия данного «падения» перевешивают все достижения), во множестве своих форм оказало огромное влияние на общество.

К слову, Макс Шелер, как отмечает Бердяев, «основал четыре типа антропологических теорий: (1) иудейско-христианская – теория сотворения человека Богом и последующего Падения; (2) древнегреческая концепция человека как носителя рассудка; (3) естественно-научный взгляд на человека как продукт эволюции…; (4) декадентская теория, считающая рождение сознания и рассудка биологической ретрогрессией, ослаблением жизни [и рождением экзистенциальной тревоги]».[157] Общая теория, которую мы здесь излагаем, пытается изъять все компоненты ДНЗ, свойственные каждому из воззрений, чтобы открыть возможность для общего синтеза их всех. Мы уже исследовали то, что, по моему мнению, составляет истинную и ложную половины первых трех теорий. Здесь я только добавлю, что мы оставляем место даже для декадентской теории при условии понимания, что ранняя эволюция человечества (от А к Б) действительно сопровождается повышением вины, тревоги и экзистенциального ужаса, но не потому, что человек становится фундаментально слабее по своей природе, а потому, что он становится все более и более сложным и на его сознание ложится все больше ответственности (как это детально объясняется в книге «Восхождение из Эдема»). Если учесть данные коррективы ДНЗ, то я не только согласен с каждой из теорий, но и всецело их поддерживаю!

Теперь время обратиться к социологическим теориям, в особенности касающимся «нью-эйджа» (или учений «нового века»). С одной стороны, есть те, кто, подобно Кристоферу Лашу и Питеру Мэрину, ясно показывает, что значительная часть так называемого нью-эйджа на самом деле заражена нарциссической регрессией и эгоцентрической фиксацией (а может, даже и основывается на ней). Сам я, в принципе, согласен со значительной частью приводимого ими анализа, и, как следствие, считаю, что нам, трансперсоналистам, предстоит очень быстро преобразиться и показать на своем примере высочайший уровень интеллектуальной рассудительности и концептуальной ясности, если мы хотим избежать теоретического забвения.