Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)

Степанову сделалось не по себе. Начиная с 86-го, "Наутилус Помпилиус" был его любимым рок-ансамблем, и сейчас, услышав его пусть даже в исполнении Котова, он печёнкой почувствовал силу и перспективность этих песен.

- Ещё что-нибудь можешь? - сказал он, стараясь не выдавать своего волнения.

Подумав немного, Котов ударил по струнам:

Гудбай, Америка, о-о...

Из записок Веры Дансевой

Уже конец ноября. Мы расписались, и вторую неделю я живу здесь на правах законной супруги. Но от этого ничего не переменилось, разве что соседи перестали смотреть на меня как на стерву. Не чувствую никакого пресловутого ощущения домашнего очага. Я не люблю детей, у меня их никогда не будет. Я оборванная травинка, сохнущая с каждым часом.

Карлов устроился на работу. Сутки через трое сидит в кочегарке где-то на Выборгской стороне. Я бы тоже устроилась на работу, но он против; хочет, чтобы мы больше времени проводили вместе. В конце концов, он вернулся в 82-й только ради этого. Очень боюсь, что он тоже скоро начнёт догадываться...

Две недели назад была наша свадьба. Я уговаривала его только расписаться, если это необходимо, но Карлов не хотел об этом слушать. Он продал что-то из своего "фамильного" и заказал безумно дорогой стол в ресторане.

О том, как мы вчетвером пили и жрали, рассказывать особенно нечего, а заканчивали мы, разумеется, у Котова - где же ещё? "Заканчивали" - это надо понимать как сутки, до следующего вечера.

Котов из ресторана притащил к себе какую-то девицу, несостоявшуюся абитуриентку. Она сидела и хлопала глазами. Наверное, это был её последний вечер перед отъездом в родную провинцию. Котов, разумеется, сделал ей предложение, а она, бедняжка, даже вспотела и лепетала что-то невнятное. Я пыталась растолковать ей, что к чему, но, наверное, не так, как надо.

Потом Котов подсел Петрушке и, как на духу, рассказал ему всю нашу историю. Петрушка охотно слушал, кивал и закусывал.

- Ты ч-чего, не веришь?! - вскричал Котов с гордым негодованием.

- Верю! - душевно обняв его за плечи, успокоил Петрушка. - Только почему же ты таким дураком остался?..

Несколько раз Котов брался за гитару, пытаясь исполнить для девушки песню с душераздирающим припевом "Я хочу быть с тобой!", но пальцы его не попадали по струнам. Он опять что-то мудрит с организацией ансамбля - говорит, что скоро все ахнут.

Вот такие дела. Карлов старается занимать меня, чтобы я не скучала - ходим в кино, в театры, даже в музеи. Долго ли я смогу обманывать его и себя? Он уже начинает замечать мою апатию ко всему, я даже почти не читаю. Господи, спаси и сохрани от того, о чём я боюсь признаться себе самой!

Жизнь налаживается

Вскоре после того, как Вера переехала жить ко мне, я вплотную занялся своим трудоустройством. Выбор между профессией сторожа и профессией кочегара был сделан в пользу большего заработка. Всё-таки теперь я был в ответе не только за себя. Если она согласится иметь ребёнка, буду работать на трёх работах, как проклятый. Но это было бы слишком, так не бывает...

Однако, я отвлекаюсь. Работа в котельной давала в те времена замечательные преимущества перед любой другой:

- график сутки через трое (бывает и через семь);

- отсутствие надзора со стороны начальства (если точнее - отсутствие начальства непосредственно в котельной);

- хорошая зарплата (рублей двести, если повезёт).

Почти идеальные условия для отдыха, работы и творческой деятельности предоставляла газовая (в отличие от угольной) котельная. Всё что требовалось от кочегара - поглядывать на приборы и подкручивать краны по мере необходимости.

Но для работы в газовой котельной требовалась корочка: свидетельство об окончании кочегарских курсов. А попасть на такие курсы можно было только по направлению с производства. Например, с завода, на территории которого находится котельная. Разумеется, что пройти такой путь в состоянии был не каждый.

На этот случай имелся ещё один вариант: покупка свидетельства у знающих что к чему людей. Этой возможностью я и воспользовался, заплатив за корочку 250 рублей, 150 из которых ушли на комиссионные посреднику.

Во всём этом угарном деле мне помог Юра Попов, мой армейский приятель, о котором стоит сказать пару слов.

В 70-х Юрик закончил "Муху" и устроился работать в реставрационные мастерские Эрмитажа. У него был весёлый нрав и длинный язык, слишком длинный для того, чтобы долго оставаться безнаказанным. Не смотря на грамотный и своевременный "откос" его забрали в армию - всего за несколько месяцев до истечения призывного возраста.

Уже на первом году службы он узнал, что его трёхлетний сын называет папой совершенно другого человека. Он впал в депрессию, и его, двадцатисемилетнего первогодку, жестоко избили "старики".

Вот тогда в нём произошёл удивительной силы перелом. Попов превратился в собственную противоположность: непредсказуемого и замкнутого интроверта. Сведя все внешние контакты до необходимого минимума, он посвятил весь второй год службы моральному и физическому совершенству.