Папе не повезло: не довелось освобождать родной город. Но повезло в главном: он вернулся с фронта. Вернулся и… привез с собой ключи… А летом 1947 года поехал в Витебск.
Город встретил его руинами. На месте нашего дома зияла большая воронка, в груду мертвых развалин превратился обжитой, дружелюбный двор. В немногих уцелевших домах были уже другие, незнакомые жители. Они ничего не знали о бывших хозяевах квартир. Знали только одно: евреев выгнали из домов и где-то за городом расстреляли…
Отец возвратился мрачный, какой-то опустошенный. Тяжело вздохнув, он горестно сказал: "Нет больше Витебска" и бросил ключи на стол. Потом они куда-то затерялись…"
***
Ир. Эренбург, журналистка (Одесса, март 1945 года):
"Веселое беспечное население недовольно приходом советских войск: при румынах была частная торговля, полно товаров, а какая мануфактура! Евреев они, правда, расстреляли, но сделали это под нажимом немца, а сами никому зла не делали. И за хлебом не надо было стоять в очередях…
Поместили меня в гостиницу "Красная". Вечером рассказ горничной: "Румыны изящные, чудесно одетые. Наши сразу переняли моду, завили надо лбом кудряшки. Румынки наших презирали, а их мужья жили с нашими девушками… Базар был замечательный, сидит баба, а рядом стопки яркого ситца по 60 марок. Такого мы не видели"…"
***
Нюма Анапольский, Украина (спасся во время расстрела, бежал из гетто, прятался в лесу, голодал, пережил зиму с сильными морозами):
"В феврале 1944 года местечко Корец было освобождено Красной армией. В неполных восемнадцать лет мы пошли на фронт. За долгие годы впервые получили возможность помыться в бане, надеть чистое солдатское белье, одежду, обувь. Стали есть солдатскую кашу с солью и хлебом, вкус которых мы уже забыли, пили сладкий чай и, конечно, наибольшей радостью было то, что нам дали в руки автомат и повели в бой.
Минуты первого боя для меня и моих друзей стали незабываемыми – до этого мы были беспомощными, гонимыми мальчишками, а теперь настал тот счастливый момент, когда я смог выпустить первую автоматную очередь по своим мучителям, заявить о своей непокоренности…"
***
Яков Хейфец, Витебская область: "Я перешел линию фронта, был проверен в двух спецлагерях и вернулся в действующую армию (автоматчик-десантник). Приходилось брать в плен фашистов и на Украине, и в Белоруссии, в Латвии, Литве, но я не расстрелял ни одного. И это после всего пережитого…"
***
Феодосия, Крым (после освобождения):
"В дощатом мезонине во дворе гестапо лежала груда одежды… В кармане детского пальтишка я нашел свернутую в трубочку общую тетрадь, на каждой странице которой наклеены почтовые марки. Это была, очевидно, самая необходимая вещь, которую захватил с собой отправлявшийся "на переселение" неизвестный еврейский мальчик.
Когда-нибудь… я пошлю этот альбом на международную филателистическую выставку, чтобы никто и никогда не мог и не смел забывать о гитлеровских убийцах…"
ОЧЕРК СЕМИДЕСЯТЫЙ
1
Наум Эпельфельд, Бердичев (из послевоенных воспоминаний):
"Конечно‚ легче забыть. Зачем отягощать душу свою тяжестью? Жизнь коротка‚ в этой жизни и так много забот насущных. Но ради детей наших‚ ради внуков – надо помнить.
Очень надеюсь‚ что мои сыновья – ради моих внуков – не растеряют в своих повседневных заботах память о тех‚ кто погиб страшной смертью от рук фашистских убийц.
Это моя мать Эсфирь‚ это моя бабушка Хана‚ это моя сестра Фирочка. Они погибли 15 сентября 1941 года.
Запомните этот день..."
2
Отношение к еврейской теме в годы войны менялось в советской пропаганде в зависимости от разных обстоятельств, а порой, возможно, и от сиюминутных настроений руководителей страны. 6 ноября 1941 года И. Сталин заявил на торжественном заседании: "Гитлеровцы… так же охотно устраивают средневековые еврейские погромы, как устраивал их царский режим…" К тому времени в Москву уже поступили сведения о гибели десятков тысяч евреев, однако Сталин не сказал ни единого слова об угрозе полного уничтожения еврейского населения.
Выступления вождя предназначались для широких слоев населения Советского Союза. Основной упор в его докладах делался на угрозу славянским народам со стороны Гитлера, который для создания "великой германской империи" желал "прежде всего вытеснить и истребить… русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов". С 1942 года стали известны ужасающие размеры Катастрофы, однако в публичных выступлениях Сталина в годы войны не оказалось ни одного упоминания о поголовной гибели евреев на территории Советского Союза.
Наркомат иностранных дел СССР направлял дипломатические ноты в страны антигитлеровской коалиции, и в них время от времени – в зависимости от интересов внешней политики – упоминались и нацистские зверства по отношению к еврейскому населению. Первая нота за подписью наркома иностранных дел В. Молотова увидела свет в ноябре 1941 года, после трагедии в Бабьем Яре и в других местах, но в ней ничего не сказано об уничтожении евреев.