Художественный образ — не просто фиксация чувственно воспринятого облика данного единичного явления или предмета. Когда художник наблюдает какое-либо явление, скажем, лежащий на столе нож, на сетчатке его глаза фиксируется «изображение» этого ножа. Но не надо думать, что даже самая элементарная изобразительная задача сводится к воспроизведению того, что воспринимается сетчаткой как результат внешнего раздражения. К тому же практически это и невозможно. Ведь любое «живое созерцание» человека имеет в качестве своей предпосылки весь предшествующий опыт и знания не только данного индивида, но и — опосредованно — целых поколений. Чувство человека не есть tabula rasa. Когда живописец, предполагая писать натюрморт, ставит перед собой ряд предметов, он, по-видимому, имеет цель воспроизвести на полотне лишь то, что фиксируется его сетчаткой. Но в действительности это не так. Голландские натюрмортисты, старавшиеся с величайшей точностью передать облик предметов, давали в своих произведениях целые «философские» размышления не только о вещах, но и более того — о жизни человека. Чтобы это получилось, мастеру необходимо осознать видимое. Даже учебный натюрморт, составленный из трех-четырех элементарных предметов, имеет своей целью облегчить начинающему художнику изучение структуры вещей, их пространственных и цветовых отношений и т. д., то есть дело идет об осмыслении своих ощущений. Как только сетчатка приняла внешнее раздражение, оно становится достоянием сознания, и тут вступает целый ряд моментов — предшествующий опыт, ассоциации, способность к абстрагированию, те или иные знания, которые превращают первичное ощущение в обобщение. Предмет познается человеком, хотя, может быть, познается лишь с какой-то определенной точки зрения.
Так, особенность образного познания заключается в том, что результаты сложных обобщений воплощаются, фиксируются в облике единичных предметов и явлений. Александр Иванов в своей замечательной «Ветке» сумел передать огромное богатство жизненных наблюдений и обобщений: здесь воплощены и мощное торжество неувядающей жизни, и мудрое прозрение в самые глубокие тайны великой книги природы. Но «Ветка» — скрупулезно точное воспроизведение определенного сука определенного дерева. Желая дать образ дерева, художник всегда изображает это дерево, данное дерево, с определенным расположением ветвей и листьев. Он представляет результаты познания, обобщения зачастую очень многих единичных явлений действительности в виде одного конкретного, неповторимого единичного явления. Притом, явление, которое изображает художник-реалист, это такое явление, в котором с наибольшей полнотой обнаруживается сущность.
В своей работе «Относительно практики» Мао Цзэ-дун дал очень глубокий анализ соотношения «непосредственного» и «косвенного» опыта в процессе познания действительности: «...знания человека складываются из двух частей — данных непосредственного опыта и данных косвенного опыта. Вместе с тем то, что для меня является косвенным опытом, для других остается непосредственным опытом. Следовательно, если взять знания в целом, то никакие знания не могут быть оторваны от непосредственного опыта. Источник всех знаний лежит в ощущениях, получаемых органами чувств человека из объективно существующего внешнего мира...».
Когда мы изучаем какую-либо науку, предлагающую нам итоги познания действительности в форме понятий, мы приобретаем «косвенный» опыт. Для проверки или закрепления знания мы можем прибегнуть и к непосредственному опыту, но это будет иметь лишь вспомогательное, облегчающее значение. Для восприятия научной истины человек не нуждается в чувственно-наглядном соприкосновении со всей совокупностью отдельных явлений, обобщенных уже для нас ученым. Косвенный опыт я воспринимаю уже, так сказать, обработанным, осмысленным, обобщенным, вместе с теми или иными выводами.
Таким образом, при косвенном опыте, в принципе говоря, минуется ступень «чувственного познания», как ее называет Мао Цзэ-дун. Сам характер научного мышления предполагает способность к движению разума в абстракциях, в отвлеченностях общих понятий. Поэтому, приобретя с помощью науки косвенный опыт, человек осваивает, так сказать, уже готовые результаты. Правда, здесь и лежит опасность так называемых «книжных» знаний, без которых не может существовать ни один человек, желающий знать что-либо в действительности, но которые, не будучи оплодотворенными живым и непосредственным опытом, добываемым в практике, могут дать только чисто «теоретическое» обогащение человеческому уму. Наука вне практики мертва, ученый вне практики не более, как «книжный червь», в лучшем случае «ходячая энциклопедия», кладезь готовых истин, иначе — начетчик и схоласт.