Очерки из будущего

Долгая близость сделала ее тонко чувствительной к его настроению, и когда он взял ее под руку и повернулся, чтобы уйти, хотя и не произнес ни слова, она задрожала от волнения.

– Мэри, сегодня вечером с нами произошло нечто необычайное, – сказал он.

Прежняя мечтательность в его голосе, как у человека, находящегося под наркозом или в трансе, иногда немного наигранная, как у человека, пытающегося помечтать, к которой она привыкла и от которой в глубине души очень устала, исчезла. На её месте она распознала нечто другое, что еще больше сбило ее с толку ощущением изменившихся отношений. Его полярность изменилась – его электричество теперь было не отрицательным, а положительным.

Ее женский инстинкт был слегка встревожен, и она ответила:

– Да, действительно, но уже поздно. Не лучше ли нам пойти?

Что придало ее голосу необычную робкую интонацию? Определенно, ничего такого, что она могла бы объяснить.

– Не сейчас, Мэри, – ответил он, снова пристально глядя на нее.

Ее глаза опустились перед его взглядом, а мгновение спустя вспорхнули вверх, чтобы найти объяснение своему поведению, только для того, чтобы снова впасть в слепую панику. Ибо к любопытству, с которым он все еще изучал ее черты, безошибочно примешивалось новорожденное выражение привязанности и страстного благоговения. Ее чувства закружились в замешательстве, в котором была удушающая сладость. Хотя теперь она не отрывала глаз от земли, она чувствовала на себе его постоянные косые взгляды и, отчаянно ища облегчения в сознательном молчании, которое окутывало их, как дурманящий дым, она заставила себя произнести самую пустяковую фразу, которую смогла оторвать с губ:

– Посмотри на тот дом.

Хрипловатый тон выдавал большее волнение, чем скрывала уловка.

Он ответил так же неуместно, как и она:

– Да, действительно, так оно и есть.

Это была их единственная попытка завязать разговор.

Полчаса, а может быть и больше, или меньше, они шли таким образом, трепеща от нового магнетизма, который одновременно притягивал и отдалял их необычайным чувством нового в давно знакомом. Наконец они остановились под маленьким крыльцом коттеджа мисс Руд, где он обычно желал ей доброго вечера после прогулок. Робость и смутная тревога, парализовавшие ее во время прогулки, исчезли, когда он собрался уходить, и она невольно ответила на его необычное пожатие руки.

Долгое время спустя он все еще видел ее в своих объятиях, не покрасневшую, а бледную, с мягким, удивленным блеском в глазах!

– О, Роберт! – вот и все, что она успела произнести после первого легкого вздоха.

Больше они никогда не встречались ни с Джорджем, ни с Мейбл. Впоследствии миссис Морган узнала, что двое молодых людей из города, соответствующих их описанию, были гостями в доме напротив и покинули Плейнфилд на следующее утро после описанных выше событий, и сделала соответствующие выводы. Но ее муж предпочитал лелеять тайную веру в то, что его теория о том, что воспоминания могут стать видимыми, подтвердилась по крайней мере в одном случае.

1877 год

Руки прочь

Эдвард Эверетт Хейл

Я находился на другой стадии существования. Я был свободен от ограничений времени и по-новому относился к пространству. Бедность английского языка такова, что я вынужден использовать в своих описаниях прошедшее время. У нас мог бы быть глагол, который должен иметь много форм, безразличных ко времени, но у нас таковых нет. У индейцев пирамиды есть.

Мне довелось наблюдать в таком состоянии за движением нескольких тысяч солнечных систем одновременно. Завораживает видеть все детали с одинаковой отчетливостью – тем более, когда тебя так сильно беспокоили, как меня в свое время, окуляры и предметные стекла, рефракция, призматические цвета и ахроматические приспособления. Роскошь практически не иметь расстояний, обходиться без этих громоздких телескопов и в то же время не иметь ничего слишком маленького для наблюдения и обходиться без неуклюжих, если не сказать громоздких, микроскопов, вряд ли можно описать на таком физическом или материальном языке, как наш.

На момент, который я описываю, я намеренно ограничил свои наблюдения примерно двадцатью или тридцатью тысячами солнечных систем, выбрав те, которые были ближе всего ко мне, когда я учился в школе на Земле. Ничто не может быть прекраснее, чем наблюдать движение в совершенно гармоничных отношениях планет вокруг своих центров, спутников вокруг планет, солнц со своими планетами и спутниками вокруг своих центров, а те, в свою очередь, вокруг своих.

И для людей, которые любили Землю так же сильно, как я, и которые, учась там в школе, изучали другие миры и звезды, тогда далекие, так же тщательно, как и я, ничто не может быть более очаровательным, чем сразу увидеть всю эту игру и взаимодействие; увидеть кометы переходя от системы к системе, греясь то на одном белом солнце, то на двухцветной двойной звездной системе; видеть, как люди на них меняют свои обычаи и костюмы при смене эпох, и слышать их причудливые дискуссии, когда они оправдывают новое и высмеивают старое.