Очерки и рассказы (1862-1866 гг.)

— Может быть-с. Да оно так и выходит: место глухое.

— Сырость.

— Вот и это-с!.. Сырость, глушь… вот им и хорошо для драки-то?

- А как же…

И так далее.

После всевозможных закусок, в продолжение которых N рассуждает с самой барыней, так как дочь отлучается по хозяйству, закладывают тройку дюжих коней, и N отправляется в лес, где мы уже имели случай с ним встретиться… После того как мы оставили г. N в чаще леса, работы его продолжались в таком порядке: на часах было еще час, и, следовательно, время нужно протянутьдо обеда, и поэтому N, от времени до времени расспрашивая лесника, где граница и проч., набирал спелые ягодки земляники. Все это заняло довольно времени, так что в доме помещицы обед вопреки обычаю совершился часом позже. А после обеда N отзывает хозяйку в другую комнату, требует план ее леса, развертывает его во всю ширину, тычет пальцем в какую-то точку, говорит непонятные слова вроде "таксация", "астролябия", "съемка" и проч. Все это заставляет добрую помещицу недоумевающими глазами смотреть на N, по временам несколько трусить, что она до приезда N никаких этих вещей не знала и не озаботилась об них, и все-таки еще более уважать этого N, вызвавшегося избавить ее от бед, может быть весьма многочисленных.

Оставшись один, N развертывает бумажку, на которой беспорядочно разбросаны заметки, сделанные в лесу: "осина", "ель", "березовые насаждения", и начинает приводить все это в порядок. Это работа нетрудная. Стоит только эту бессмыслицу набранных названий дерев пересыпать бессмыслицей другого рода — частицами "но", "хотя", и выйдет штука, очень похожая на дело: "Хотя и развивается преимущественно береза, но также заметна и осина". Далее, чтобы поразнообразить и эту фразу, N иногда пишет просто: "Хотя осина, но и береза", и т. д. без конца.

— Вот-с! — вручая описание барыне, говорит он.

— Тут все?

— Все-с; теперь будьте покойны…

N замолкает; барыня понимает, что требуется возблагодарить за услугу.

— Вы уж от нас завтра уедете, — просит она г. N через четверть часа.

— Завтра, завтра, — вторит барышня.

— Если это вам не будет стеснительно, — покорно пожимая плечами, говорит N, — то я, конечно, с величайшим удовольствием.

— Пожалуйста, — говорит барышня.

N остается. А вечером в темном, еще не освещенном зале он сидит с барышней у отворенного в сад окна.

— Скажите, — говорит та, — можно ли два раза любить?

— Хе-хе-хе, можно-с, — произносит N самым подлейшим тоном, но вслед за тем серьезно прибавляет: — То есть, смотря по тому, какая любовь. Ежели любовь истинная… Вы про истинную изволите говорить?

— Про истинную.

— Иу, тогда дело совершенно другого рода…

— Нельзя?

— Более одного разу нельзя-с…

— Я и сама так думаю…

В зале снова показывается хозяйка, хлопотавшая насчет ужина. Некоторое время царствует молчание. Понимая, что нужно снова занять гостя, хозяйка говорит:

— А что, скажите вы мне, сделайте одолжение, есть ли такие места, откуда никаких дорог уж нету?..

— Должно быть, есть-с…

— Где же, например?..

— На самом конце-с… Откуда уж некуда больше…

Все добродушно хохочут.

— Ах ты, господи!.. — помирая со смеху, произносит мать. — Что значит неученый-то человек, не догадаешься… — И т. д.

На другой день г. N в дороге. Добрые кони подхватывают покойный экипаж, из которого виднеется длинный футляр с планом, а г. N в это время чувствует, что за десятину ему пришлось "недурно".

А для барышни настает снова скука. Снова невыразимо долго ползут жаркие полдни и настают одинокие вечера…

— Можно ли два раза любить? — спрашивает она себя, стоя у окна и смотря на собирающийся в небе дождик. — Нельзя… Почему?.. Почему… висок есть самое чувствительное… Тьфу ты, господи, какая тоска!

III