Очерк о родном крае (СИ)

'Конечно, молодая республика еще не до конца встала на ноги. Ожидают решения многочисленные экономические и социальные проблемы, доставшиеся в наследство от короткой постсоветской эпохи. Упадок производства, снижение уровня образования и культуры, недостаточное понимание демократических преобразований стоят на пути нового республиканского правительства. Но с помощью НАТО, советников Евросоюза и кредитной линии, открытой международным банком реконструкции и развития и валютным фондом, у новорожденной страны есть надежда в скором времени стать членом великой европейской цивилизации'.

Жуя, Марек пробежал текст глазами.

Неплохо. Особенно про помощь. Чиновникам Евросоюза понравится. Это же что? Формирует положительный образ и повышает значимость.

А горячей воды нет.

И плиты бетонные с патрулями. Что за бред?

Марек посмотрел на часы. Девять двадцать семь.

Попить чай - и в комендатуру. В department. А там может из правительства с кем встречусь, попрошу об интервью.

Скрипнула дверь, тяжелые шаги по направлению к туалету унесли сутулящуюся фигуру брата. У Марека вспотели ладони - как-то встретит? Расставались нехорошо, расставались разругавшиеся. Двенадцать лет...

Зажурчала вода в ванной.

Марек захлопнул крышку ноута. Встал, сел, встал. Снова сел. Вспотел зачем-то. Вроде столько всего наговорено, только больше воды утекло, и застыли секунды конвойными...

- Ну, братуха!

Брат вдруг оказался рядом.

Марека подняло, прижало, облапило, дохнуло в ухо. Он в свою очередь тоже попытался соответствовать, но руки - одна через локоть - как-то не сошлись.

Андрей был плечист, массивен. Марек помнил его другим, тоже ширококостным, плотным, но все же не такой горой мышц. На его фоне он был глист.

- Надолго к нам? Или насовсем?

Брат улыбался - рот полон плохих зубов.

- Пока репортаж, - сказал Марек.

- А потом снова в евроштаты?

- Не знаю. Там работа.

- Ладно, - Марека отпустили. - А у нас тут полная жопа.

Лицо у Андрея было угловатое, небритое, на черепе - короткий ершик, шрам на скуле, в запавших глазах мигало что-то тяжелое, опасное, губа поджималась, словно слева ее дергало постоянной болью.

- Мальчики, чай! - крикнула из кухни мама.

- Так ли уж жопа? - спросил Марек.

- Расскажу потом.

За столом уместились друг против друга. Марек - в костюме. Андрей - в майке и спортивных штанах, голые плечи - двумя буграми. Конг. Просто Конг.

Мама поставила пышущие паром чашки, сахарницу, полную серых, непритязательных кубиков рафинада.

- Кушайте.

Взяв бутерброд, Андрей хмыкнул:

- Твое?

- Мое, - сказал Марек.

В блеклых фамильных глазах брата что-то дрогнуло.

- Нажористо живешь.

- Пользуйся.

Андрей кивнул.

Откусил, отхлебнул, дожевывая, уставился в кромку стола, что-то поправил там ногтем, потом сам ноготь, желтоватый, плохо остриженный, сунул в зубы.

Щелкнул выключатель электроплитки.

- И я с вами посижу, - подставила табурет мама, оглядела, улыбаясь, сыновей. - Когда-то еще получится? Взрослые совсем...

Она коснулась обоих.

- Мам, - отстранился Андрей.

Марек же дал матери пройтись ладонью по макушке. Он подумал: пусть, ей приятно, а мне пустяк.

- А что у вас тут за блокпост на въезде? - спросил он.

- Неблагонадежные мы, - брат посмотрел на Марека поверх края поднесенной ко рту кружки. - Вся Южная и Комвольцева. И два дома еще...

- Почему?

Андрей фыркнул.

- Натовцев спроси, - он оперся спиной о близкий холодильник. Над правым ухом у него завис синенький магнитик-звездочка. - Митинговали мы полгода назад, вот они и забздели. Тут безработных много, военных бывших... Перебиваемся, кто чем... Я хоть в портовых грузчиках сейчас, но это до конца навигации, месяца два, потом не знаю... Да и навигация - смех один.

Мама вздохнула.

- Тут, сынок, жизнь не сладкая пошла, но я скоро помру, а вы как останетесь? Но хоть свиделись, большое это дело, легко мне теперь.

- Не надо, мам. Помру, помру...

В кружке у Марека, в бледноватой воде плавали чаинки. Чай пах травой и лимонной цедрой и был горьковат.

Марек осторожно отпил.

- Я чего-то не понимаю... У вас же демократия наконец! - вскинул он голову.

Брат посмотрел на него странно. С какой-то жалостью, что ли.

- И что?

- Нет, я серьезно, - начал заводиться Марек, - вон, мама говорит, вы сами хотели отделиться. Раз, - он принялся загибать пальцы. - Действует дорожная карта по объединению с Евросоюзом, это два. Центр города блестит, вымытый, я проезжал сегодня. Это три. Продукты есть. Поезда ходят. Не стреляют.

- Скоро будут, - угрюмо пообещал Андрей.

Марек запнулся.

- Что?

- Мальчики, - произнесла мама.

- Ни хрена ты не знаешь, - сказал брат, отвернувшись. - Вывеску увидел, что яркая. Демократию какую-то увидел. А что за ней, и смотреть некогда.

- Просто здесь надо работать...

Марек не успел закончить фразу, Андрей зло матюгнулся:

- Б...!

Слово подействовало как пощечина.

Оно оставило после себя легкий звон в ушах и тоскливое ощущение подавленности. Русский мат, подумалось, секретное энергетическое оружие, убивает наповал.

- Мальчики, - снова произнесла мама.

Глаза у нее сделались беспомощными.

- Я пойду Динку встречу, - сказал Андрей, вставая.