Очередной конец света

В честь красного диплома Паша улетел на Бали. Он хотел стать серфером. Желание кончилось после первого заплыва. Паша испугался, но на берегу было достаточно хорошо, чтобы не жалеть о волне. Он все-таки сумел сделать правильную фотографию, которую потом можно будет показать каждому, кто спросит.

Он оказался в море еще раз, на этот раз на Яхте. Когда океан изменил сам себе, Паша остался один на мостике, хотя вся компания спустилась в салон. На какую-то секунду Паше показалось, что он идет по Балтике — вода потемнела, от неё шел холод, поменялся даже запах, все моря пахнут по-разному, океан вдруг дыхнул на него корюшкой… Тогда он и увидел. Паша уже хотел поворачивать, когда огромный плоский хвост взбил волну прямо по курсу. Паша подумал, что фотография кита — это даже круче, чем серфинг.

Они довольно быстро дошли до места, где видели кита. Камера прыгала в руке, а кит все не всплывал. Наконец он услышал всплеск. Ему пришлось бежать на корму, палец уже нажал на кнопку «rec», но камеру он так и не поднял. Он видел её глаза. Он видел её — девушку, которая пропала больше двух лет назад. Маргарита плыла за яхтой. Цыпки за два года превратились в тонкую серебристую чешую, теперь они не казались уродливыми, эти глаза требовали этого серебра.

Маргарита слегка наклонила палубу, ненамного, ровно на столько, чтобы Паша не удержался и плюхнулся в воду. Маргарита не просто изменилась, теперь она весила около четырех тонн и выросла до семи метров. Она могла бы утопить яхту, но ей нужен был только он.

Маргарита медленно опускалась вместе с Пашей на глубину. Теперь она знала, любить навсегда могут только русалки. Она по-прежнему его любила, и только здесь, на дне, он останется с ней навсегда. Со временем к нему присоединятся другие. Те, кого она до сих пор любит. Рано или поздно каждый погружается в воду.

Гений места

Всего-то — набрать телефон и сказать стандартное… Почему-то Кириллу всегда казалось важным поздравить без слов уже обтрепанных, ставших почти незаметными и точно неважными. Обычно спасало чувство юмора и то, что он затягивал процесс — звонил последним, иногда на следующий день.

Так было бы и в этот раз, если бы не его кроссовки. Кирилл мог себе позволить хорошую обувь, но ходил в одной и той же паре, пока она не разваливалась в каком-нибудь не самом подходящем для этого месте. В последний раз это была лента эскалатора в аэропорту Бангкока. Кирилл с эскалатора сошел, а подошва одной из кроссовок осталась.

На этот раз до отрыва подметок дело не дошло, но шнурки уже давали сбой. Правый порвался, и Кирилл остановился в микроскопическом коридоре в метре от дверей собственного кабинета. Господин директор пытался сделать выбор — так и ходить или все же попробовать как-то увязать два обрывка. Так ничего не придумав, Кирилл сделал шаг. И почувствовал. Что-то поменялось. На шаг назад ему было иначе. Лучше, сильнее, правильнее. Кирилл вернулся в место… он никак не мог подобрать название для него. Наконец, нашел — «место силы», не иначе.

Уже пять лет он ходил по этому коридору, и ему даже в голову не могло прийти, что на нем есть место, чем-то отличающееся от других. Такой же вытертый ковролин, каждую ночь попадающий под пылесос и каждый день снова собирающий грязь. Вероятно, в этом месте он все же был не совсем таким же, иначе с какой стати Кирилл именно здесь решился набрать номер именинника. Он не стал ничего выдумывать, он сказал именно то, что говорили все и что он сам говорить никак не мог решиться: «Счастья, здоровья и удачи, она ведь не помешает?» Наверное, ему просто показалось. Этого ведь не может быть, но Кирилл почувствовал, как Семену Аркадьевичу, отмечавшему свои шестьдесят три года на больничной койке, стало лучше. Как-то особенно подобрел голос, будто и впрямь вот-вот должно было стать счастья больше обычного.

Кирилл еще минут пять все не решался сдвинуться с места. Стоял, не обращая внимания на проходящих сотрудников, любовавшихся спиной застывшего в не самой удобной позе начальника. Наконец сделал шаг вперед. Стало хуже, серее. Просто никак.

Весь день Кирилл тихо гордился своей тайной. Обходил место, будто подозревал, что где-то под ковролином притаился ров с крокодилами. Вечером, засыпая под телевизор в холостяцкой квартире, удивился собственной гордости. В сущности, это действительно было странно. Спал крепко, не проснулся даже в три часа ночи, когда, как и много ночей до того, мимо дома проехал ревущий спорткар.