Очень странные Щеппы

– Сахар необходимо закрывать на замок, – просто сказала бабушка, хотя это был совсем не ответ. После чего она со скоростью летящей мухи сменила тему: – Я переехала в Пену сорок шесть лет назад, когда мне было двадцать два. Люди здесь ни на каплю не добрее или злее, чем в любом другом городе. Книги в библиотеке такие же, как везде. Почту доставляют ни на секунду не быстрее, а пироги с бараниной столь же вкусны, как те, что пекут в двух станциях отсюда. Я приехала сюда не за этим. Я приехала в Пену ради ткани.

Бабушка сделала ещё глоток. Когда её морщинистые губы оторвались от ободка чашки, по поверхности чая пробежала рябь.

– Во всём огромном и чудесном мире нет ткани лучше, чем та, что ткут в Пене.

Поппи обхватила ладонями кружку с какао и устроилась рядом с бархатными тапочками бабушки.

– Я видела ткани, что меняли цвет подобно каракатице и что крошились, как древние камни, но под иглой вели себя как новенький атлас.

– Где ткут такие ткани? – спросила Поппи.

– На фабрике Хеллиган, что стоит на реке сразу за городом. Мисс Кринк из магазина тканей говорит, что раз в неделю, утром вторника, вниз по реке спускается ящик с рулонами самых изысканных тканей, и течением его прибивает к берегу ручья, протекающего рядом с её лавкой. Ни рулона ткани не залёживается, потому что их всегда ровно столько, сколько требуется. Ни на дюйм больше или меньше.

– Кто их изготавливает?

– Это, – ответила бабушка, – остаётся тайной. – Она недолго подумала. – Твоя мама не хотела бы, чтобы я тебе это говорила, но раз её больше нет с нами, теперь я принимаю подобные решения, и я тебе скажу.

Бабушка кашлянула и открыла стоящую рядом с ней банку консервированных персиков.

– Много лет назад, до того как появились уличные фонари и автомобильные гудки, в Пене открылась знаменитая фабрика тканей. Сюда приезжали торговцы со всех уголков земли. Для местных ткачей не было ничего невозможного, никакой оттенок не был слишком специфичным, никакая текстура – слишком сложной. Ты мог принести им мухомор, и они соткали бы тебе красную в белую крапинку ткань с изнанкой из молочного гофрированного муслина, такого нежного на ощупь, словно они утянули его из чулана ведьмы. Их вуаль была такой лёгкой, что ею можно было обернуть привидение.

– Как у них это получалось? – спросила Поппи, а сама подумала, не преувеличивает ли бабушка.

Бабушка доела последний персик и отпила из банки сиропа.

– Кто-то скажет, что они ткали её из паутины Свистящего Паука, кто-то – что они использовали нити Китайского Дьявольского Червя, размягчённые в желудке Прыгающего Верблюда. Но у меня своё мнение…

Старушка сощурила синие, как море, глаза и наклонилась к Поппи.

– Всё дело в магии, – сказала она и ковырнула между зубами иголкой.

Внезапно Поппи вспомнила о существовании растущих сзади на шее тоненьких волосков, потому что они вдруг зашевелились.

– Ты же не думаешь, что я в это поверю, бабушка.

– А как ещё ты это объяснишь?

Поппи задумалась ненадолго и рассеянно прикинула, не куснуть ли ноготь.

– Ну, нет доказательств того, что кто-то видел привидение или заглядывал внутрь чулана ведьмы. А значит, нет доказательств, что те ткани действительно были такие особенные, разве нет?

Бабушка улыбнулась.

– Будь осторожна, моя кнопочка, иначе тебе грозит стать очень умной. А напряжённые раздумья закупоривают мозги не хуже, чем размягчённые овсяные хлопья забивают водосток.

Поппи прищурилась. Бабушка протянула ей чашку.

– Будь так добра, дорогуша, налей мне ещё чаю и принеси печенье.

Поппи поставила чайник на плиту.

– На чём мы остановились? Ах да! – воскликнула бабушка, отпарывая несколько чешуек от своего нынешнего творения – пары крыльев жука. – Ткани стали ещё знаменитее, город Пена процветал и рос… пока не начались странности.

Чайник засвистел, закипев, и Поппи залила горячей водой ароматные чайные листья.

– Один за другим, будто птицы летом, стали исчезать дети.

Поппи поставила назад чайник и принесла бабушке чай.

– То есть как «исчезали»? Как? Когда это произошло?

Черчилль положил мордочку на край корзины, будто тоже слушал историю.

– Именно так, как я и сказала: дети начали исчезать. Один здесь, другой там. Они растворялись. Я помню, мне было двадцать три, когда исчезла Вилма Норблс. Она была чемпионкой по плаванию. Каждый день перед школой плавала вверх и вниз по реке, будто тюлень, пока однажды утром не приключилось нечто странное. Всё началось с глаз Вилмы. Очень медленно, постепенно, их цвет стал блекнуть. Она и опомниться не успела, как цвет её волос тоже будто вымылся. Когда Вилма зашла в реку в последний раз, её волосы были седыми, как у старухи, хотя ей исполнилось всего десять лет. Люди, стоящие на берегу, видели, как она сделала глубокий вдох, нырнула и растворилась, как капля краски. Кто-то говорил, что её съела древняя рыба, которая, по слухам, обитала в реке Пене. Но даже я не настолько суеверна, чтобы поверить в такое.