Очень плохая наследственность

Я ещё не успеваю осознать, но зверь слышит лёгкий шум за каменным остовом стены. Стена пламени вздымается вокруг менгиров. Жар опаляет шерсть, воздух, напитанный горечью масла, колышется, нагреваясь всё больше и больше. Из-за деревьев, стены и кустов появляются силуэты. В их руках длинные шесты, нет, копья. Наконечники поблёскивают, отражая языки пламени. Они останавливаются на безопасном расстоянии от стены пламени. Не люди, но и не звери. Они ходят на двух ногах, но их лица — морды свиней, коз, коров, птиц, змей и ящериц. Непрошенная и несуразная, мысль мелькает в голове: чьё молоко я пил и чей сыр я ел?

Кожа на моей волчьей морде собирается складками, широко расставив все четыре лапы, я рычу в бессильном гневе.

— Парень, стой на месте, и мы подарим тебе быструю смерть, — я крутанулся на месте, за ревущей стеной пламени стоял Свенлик. Пухлое лицо превратилось в свиную морду, маленькие чёрные глазки-бусинки блестели за свиным рылом, уши на розовой голове, покрытой белыми волосами, безвольно свисали.

— Такую же, как вы подарили Трайфену? — прорычал я, с трудом сдерживая гнев. — Или другим, кто пришёл на землю своих предков? Вы все жалкие трусливые предатели, я вырву ваши сердца, после того как сожру ваши конечности.

— Я и забыл о памяти крови, вы, волки, ведь ничего не забываете, правда? — Свенлик удовлетворённо хрюкнул. — Беда в том, Билли, что ты заперт и я не собираюсь тебя выпускать, пока ты не испустишь дух.

— Ты подавишься своим языком и языком своей жены, — я выплюнул эти слова вместе с низким рычанием, исходившим из обожжённой глотки.

— Какие громкие слова, молодой человек. Может, ты хочешь сменить старого Трайфена? О, он доставил нам немало проблем. Однако все вы кончаете одинаково: в цепях буквальных или метафорических, — он обвёл руками круг огня. Толстые пальцы срослись, образуя пародию на копыта.

— Тогда погаси огонь и попробуй надеть свои цепи.

— Чтобы ты сожрал меня? Тупорылый щенок, сначала мы обескровим тебя, а потом ты будешь жрать объедки со стола, сидя в зловонной яме, и будешь благодарить нас за них. И, поверь, ты просидишь там долго. Беда договора в том, что он делает вас живучими, подобно тараканам. Даже если повыдёргивать у вас все лапки, вы не перестанете барахтаться.

— Запомни эти слова, Свенлик. Именно это я с тобой и сделаю. После того, как разделаюсь с твоими жалкими червями, — я резко развернулся и сделал вид, что готов наброситься на стоявшего слева с головой змеи. Тот отшатнулся назад, споткнулся и плюхнулся на зад.

— Собака лает, но не кусает, — Свенлик в притворном осуждении покачал головой. — Встань, Мий, тебе нечего бояться. Знаешь, старуха хотела прикончить тебя ещё раньше, — теперь он обращался ко мне. — Ты ведь убил её мужа. В ту, самую первую ночь, — я вспомнил чёрное перо, обнаруженное мной утром. — Однако ваш род слишком непредсказуем до скрепления договора. Поэтому мы выбрали старуху в качестве приманки. Она бы всё равно долго не протянула без мужа, — Свенлик пожал плечами.

— Перед кем ты оправдываешься, боров, перед собой или перед своими уродами? — возможно, мне удастся потянуть время, пока огонь сам не угаснет.

— Ладно, я устал от тебя, — возможно, Свенлик понял мои мысли и махнул рукой. Тут же слева прилетело копьё, рассекая кожу на бедре, и воткнулось в землю.

Я завертелся в маленьком круге. Дышать было больно. Кожа горела огнём. Ещё пара копий пролетели мимо и сгинули в огне.

Я судорожно искал выход. Они могут изранить меня, ослабить, пока я не потеряю сознание, и приковать вместо Трайфена. И я не могу ничего им противопоставить. Или могу? Да, могу, ведь я не только зверь, но и человек. Благодаря приобретённой памяти я знал, как совершить обратное превращение. Мгновение, и я стою на двух ногах, дым и жар режут глаза, ослепляют. Но зрение мне и не нужно, слишком плотный их круг.

Очередное брошенное копьё задевает левую руку, я отшатываюсь. Правая рука натыкается на копьё, воткнутое в землю. Я хватаю его и бросаю что есть силы. Шипение, полное боли и гнева, разрывает воздух. Тело с головой змеи, проткнутое копьём насквозь, заваливается вперёд, проталкивая в себя древко. Упав на огонь, существо верещит и извивается, наполняя лес звуками безумия и боли.

Невероятная удача открывает мне проход, узкую лазейку в беспощадной стене огня. Не дожидаясь, пока тело обуглится, я снова становлюсь зверем. Один длинный прыжок, и я на свободе. Шерсть на боках горит, волны боли прокатываются по телу от ожогов и ран, нанесённых бросками копий. Но сильнее всего ярость — путеводный свет и возмездие. Мои лапы поднимаются и опускаются. Зубы находят и перекусывают шеи моих врагов. Кто-то ещё пытается слабо сопротивляться, однако теперь я могу защищаться. Я могу убивать.

Каменные менгиры забрызганы тёмными пятнами, отражающими блики негаснущего пламени. Мягкий мох усеян изуродованными телами, выпавшими внутренностями тех, кто ещё ползёт прочь, отчаянно цепляясь за жизнь. Какофония искажённых звериными чертами криков страдания. Их эхо бродит по стонущему лесу.