- Почему не пускаете? Вы идите туда, - резким жестом, не глядя, ткнул в сторону высот, - там фашиста не пускайте!
Мы с политруком Щукиным поспешили на помощь майору: толпа жаждущих перебраться на спасительный берег все увеличивалась. Я взглянул в темные, налитые тоской и страхом глаза коренастого бойца, на его широкие скулы, туго обтянутые коричневой, точно обожженной кожей, на белые от сухости и жажды губы в трещинах и подумал с жалостью и сочувствием: «Ох, повидал виды парень!..»
- Вы там стояли, а мы стояли в другом месте и здесь собираемся постоять!.. - Я с усилием усмирял в себе волнение. Боец смотрел на меня в упор, но, казалось, не видел меня? и не понимал, что я ему говорил. Он вдруг рванулся с места, перемахнул через перила, съехал на заду по насыпи и, бросив винтовку, метнулся к реке.
Сержант Сычугов, злой, как черт, - очевидно, еще сильнее болели зубы, - пересек ему путь, обхватил его поперек туловища и приподнял.
- Куда?
- Пусти! - взмолился боец, сдавленный, как обручем, неимоверной силы руками Сычугова. - Дай глоток воды!.. Умру!..
Сычугов на секунду растерялся, удивленно пошевелил лохматыми бровями, понял смысл просьбы и, позабыв выпустить бойца из рук, пошел с ним к реке. Боец забрел по колено в воду и, наклонившись, сложив ладони ковшом, жадно, по-собачьи стал пить; при каждом глотке сильное тело его сотрясалось; оставшуюся в пригоршне воду он плескал себе на лицо и голову, с облегчением отдувался и фыркал… Сычугов мрачно, с сочувствием наблюдал за ним. Боец распрямился и вздохнул, точно сбросил тяжкую кладь, и, чуть покачиваясь, слабо и смущенно улыбаясь - трещины на губах мешали смеяться, - вышел на берег, подобрал винтовку.
- Ты думал, я бежать хотел? - спросил он Сычугова. - Не того десятка!.. - И тут же крикнул на мост, где столпились в нерешительности красноармейцы: - Чего стоите, как бараны, хотите мину заполучить? Расходись в цепи! А туда поплывете, мою пулю с собой прихватите!..
Люди с неохотой встали между бойцами нашей и соседней рот в оборону. Кое-кто из них, отойдя на правый фланг, пускался через реку вплавь.
Мы сбежали с насыпи, оставив на мосту одного Хохолкова.
Коренастый боец оживленно обратился к Сычугову, Суздальцеву и подошедшему к ним Чертыханову:
- Отгадайте загадку: «Справа огонь, слева огонь, с неба огонь, в середине сталь».
- Танк.
- Снаряд.
- Как бы не так! Это я, Банников. Вы думаете, я человек простой? Я весь из железа, из брони. Меня, живого, можно ставить на гранит вместо бронзового памятника - простою тыщу лет, а то и больше… Знаете, что там было? - Он кивнул на высоты, прикрыв глаза, в сокрушении закачал головой. - Мины сплошь покрывали каждый метр земли; а танков лезло, ребята!.. Мы их бьем, а они лезут, откуда что берется!.. А над головой черно, туча, самолеты прямо брили; летчики, сволочи, ручными гранатами нас закидывали!.. Бугры раскалились, как в печке обуглились… А вот я уцелел, живой! Видите, и голова цела, - Банников в радостном исступлении начал ощупывать себя, выкрикивая, - и шея цела, и плечи, и руки, и ноги целы, смотрите! - Наигрывая плясовую, он в неестественном возбуждении прошелся по кругу, пристукивая и притопывая каблуками. Суздальцев грустно и снисходительно улыбнулся, глядя на этого чудаковатого, быть может немножко тронутого парня; щеки Чертыханова расплылись вширь в глуповатой ухмылке; Сычугов мрачно молчал, плотно сжав рот. Долговязый Чернов, подойдя к Банникову, тоже весело притопнул каблуками.
- Так мы и сами умеем, - засмеялся он. - Не удивишь! После боя потягаемся. А теперь хватит, дружок!
Банников обнял Чернова за плечи: уж очень был рад, что живым выбрался из ада, что за холмами.
- На «после боя» не рассчитывай! Одну ногу отхватят, на другой не поскачешь… А тут вот они - обе целы!.. - Он еще раз дробно пристукнул каблуками и уже серьезно, по-деловому обратился к Сычугову. - Ставь куда хочешь… - Увидел приставленное к обрыву бронебойное ружье: - Чья бронебойка?
- Моя, - сказал Прокофий. - Понравилась?
- Слушай, будь другом, отдай ее мне. Я хоть раз достойно встречусь с танком. С трех-линеечкой-то можно только вальс «На сопках Маньчжурии» тянуть. Танк свободно заглушает такую нежную музыку. В него стреляешь, а он идет. Пули - как от стенки горох… Отдай!
- Ладно, бери, - согласился Чертыханов с важностью и тут же сожалеюще зачмокал губами, давая понять, что ему крайне трудно расставаться с ружьем и он это делает лишь из уважения к нему, Банникову. - Стрелять умеешь или показать?
- Я бронебойщик! - Банников подбежал к ружью, видно было, что оно попало в умелые и ловкие руки.
9
Защитники высот, скатившись на равнину, отхлынули к реке. Часть бойцов прорвалась через мост на левый берег, часть кинулась вплавь, но многие закрепились на линии нашей обороны. Минные взрывы плескались по всей пойме, все ближе подступая к нашему обрыву; с холмов немцы хорошо просматривали и пойму, и реку, и заречные дали. Наблюдая бросающихся в воду людей, они, очевидно, решили, что воля противника сломлена, и спешили захватить переправу.