– Мне кажется, Тордул прав: слишком уж расчетлив Горгий
и прижимист. Знаю, знаю, сейчас вы скажете, что он
торговец, а не гладиатор. Дело не в профессии, а в
характере. Не люблю чрезмерную расчетливость в человеке,
которого хотел бы уважать.
– А вы заметили, что при всей своей расчетливости он
неудачлив и несчастлив?
– Трудно не заметить. Обстоятельства оказались сильнее
его расчетов. Но хочется видеть в положительном герое...
– Горгий вовсе не положительный герой.
– А какой же он – отрицательный?
– И не отрицательный. Просто он сын своего времени.
– Позвольте. Вот я слежу за трудной судьбой Горгия, и
она мне, пожалуй, не безразлична. Да и вы сами, наверное,
хотели вызвать сочувствие к Горгию. Так почему бы не
усилить то хорошее, что есть в его характере?
– В жестоком мире, в котором жил Горгий, ему
приходилось всячески изворачиваться, чтобы завоевать себе
место под солнцем.
– По-моему, он очень пассивен. Покорно следует своей
судьбе.
– Не забудьте, что ему в Фокее все-таки удалось
выбиться из рабов. Он боролся с враждебными
обстоятельствами как умел. Он был один. Вернее, сам за
себя. В этом вся беда.
– Знаете, вы бы взяли и предпослали повествованию
развернутую анкету героя.
– Представьте себе, это было бы вполне в духе того
времени. Помните, в «Одиссее» прибывшим чужеземцам всегда
предлагали целый перечень вопросов: "Кто ты? Какого ты
племени? Где ты живешь? Кто отец твой? Кто твоя мать? На
каком корабле и какою дорогою прибыл? Кто были твои
корабельщики?.." Анкета – довольно старинное установление.
– И все-таки я предпочел бы видеть в герое с такой
сложной судьбой натуру сильную, широкую.
– Что ж, это ваше право, читатель.
13. НОВОЕ МЕСТО – НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Судя по отметкам Горгия на стене пещеры, был конец пианепсиона [середина ноября (греч.)]. Все чаще задували холодные ветры. По ночам в пещере не умолкал простудный кашель.
Однажды промозглым утром, задолго до восхода солнца, двадцать девятую толпу гнали, как обычно, на завтрак. Только расположились вокруг котлов, зябко протягивая руки к огню, как заявился главный над стражей в сопровождении Тордула. Стал, уперев кулаки в бока, кинул Тордулу:
– Ну, которые?
Тордул молча указал на Горгия и Диомеда. Главный буркнул что-то старшему стражнику двадцать девятой, и тот велел грекам встать и следовать за главным.
– Чего еще? – заворчал Диомед. – Без еды не пойду.
Главный расправил конский хвост на гребне шлема, великодушно разрешил:
– Ладно, пусть сначала пожрут.
– Как же так, гремящий? – запротестовал старший. – Работать сегодня в двадцать девятой они не будут, стало быть, харч им не положен.
– Ты что, лучше меня службу знаешь?
– Да нет... – старший замялся, ковыряя землю острием копья. – Я только к тому, что работать-то они сегодня не будут... значит, и харч...
Главный не удостоил его ответом. Только сплюнул старшему под ноги. Тот обернулся к грекам, заорал, выкатывая глаза:
– Чего стоите, ублюдки? Быстрее жрите и проваливайте!