Ничего более безобразного, чем эта тайная встреча с мэром, я не видел давно. Мы долго поднимались в машинах по ущелью и наконец вылезли в условленном месте.
Распоряжался всем бровастый. По сигналу его бровей Ваня и его друг с хрустом полезли в кустарник, в гору, и, пошебаршив там в наступившей уже тьме, выкинули на площадку что-то тяжелое, мертвое и голое. Тело тяжело шлепнулось. Отряхивая ладони от растительного мусора, ребята, отдуваясь, слезли на дорожку.
- Вы что мне сбросили? - зашептал бровастый. - Я ж осетра заказывал! А это человек!
Я, оказавшись рядом, невольно тоже пригляделся. Человек. Голый, в одних лишь плавках, и, похоже, бездыханный.
- Так то егерь! - приглядевшись, сказал бритоголовый.
- А осетр где?
Растерянно переглянувшись, орлята снова полезли в кусты, долго там ползали в наступившей уже полной тьме, матерясь все более и более безнадежно. Ломая с треском кусты, на тропу вылетело еще одно длинное голое тело - в этот раз, похоже, осетр.
- Ну вот, - удовлетворенно произнес бровастый. Осетра стали торопливо, как бы испуганно, рубить топорами, швырять куски в котел на костре. Огромные тени метались по горам. Нарастало манящее бряканье бутылок. Крот и мэр, по фамилии Мурцовкин, как бы не замечая всей этой презренной суеты, галантно беседовали в сторонке. Несмотря на то что ночь наступила, мэр почему-то оставался в черных очках.
- Да-а... Дыр у нас много! - говорил он. - И опорно-двигательный - это наша боль. Так что... - Он развел руками, как бы принимая дорогого гостя в объятья.
- Ну... некоторые инвестиции возможны, - рокотал Крот.
Успокоенный - тут все ладится, - я отошел.
- У вас есть связи в Минприроды? - протаскивал свое Крот.
- Да, многие бывали здесь. А благодарность? - гнул свое мэр.
Голоса их затихли. Я подошел к Петру. Петр, который тоже, как член местной мафии, был здесь, поначалу чурался меня, как соучастника опозоренного всеми "торжища" (и его чуть не втянул!). Но, размачивая себя вином, постепенно отмяк.
- Мой прыжок, значит, похерен? - горестно произнес он.
- Подожди! Еще не вечер! - подбодрил его я.
Меня по-прежнему смущал безжизненный егерь, которого тоже, как осетра, подтащили к бурлящему котлу. Но, поглядев на него в очередной раз, я увидел, что глаза его открыты, весело бегают по сторонам, - и я успокоился.
Метнувшееся пламя костра высветило вдруг Ваню и его бритоголового друга, оказавшихся в непосредственной близости от нас и поглядывающих неадекватно.
- Все! - шепнул Петр. - У этих уже кулаки чешутся! Валим отсюда!
Свою работу пресс-секретаря я, в общем, считал исполненной, и мы съехали в душный, пахучий овраг. В мешке у Петра что-то брякало - и я, кажется, догадывался - что.
- Есть тут одно местечко, - прошептал Петр. - Ухайцы держат. Только примем сначала - на ход ноги.
Мы приняли и поползли по оврагу.
- С Мурцовкиным бесполезно о крупном разговаривать! - шептал Петр. - Им Джемал Дваждыхиреев командует, с кошар. Сами позвали их, от своей же лени, наших овец на кошарах пасти все лето. Теперь тут сила у их!
Ухайцы же, по словам Петра, - наоборот, мирное племя, которое было тут еще до мусульман и христиан, их обычаи совсем древние.
- Не огнепоклонники? - с опаской спросил я.
- Да не-ет! - успокоил меня Петр.
Какая-то горькая травка замечательно пахла. Дивная ночь!
- У них свои обычаи! Похороны, например... еще живого человека замуровывают сверху в такой глиняный столб: какие-то особые сигналы с небес он тогда получает, пока жив.
- Так на хрена мы туда идем? - Я остановился у каких-то свисающих на длинных ветках, щекочущих щеки цветов.
- ...Так теперь не замуровывают вроде живых-то. Там у них вроде кабак, а для культурного отдыха - музей.
Культурный отдых я помню плохо...
Резная терраса, наполовину затемненная моей гигантской тенью от костра. Быстрый, холодный ручей с сетью... но сеть не для рыбы, а для того, чтоб не унесло течением бутылки, охлаждаемые для гостей. Они, собственно, и не успели бы далеко уплыть.
Помню широкую утоптанную площадку за оградой: музей их древнего быта. Бубны с колокольчиками и ленточками, такие же шляпы, детская люлька-качалка, тоже вся обвешанная. Изделия эти продавались любознательным и, как правило, пьяным туристам. Одно, кстати, изделие, уходящее корнями в седую древность, пришлось очень кстати и в наши дни: древнее приспособление для ходьбы в пьяном виде. Дуга на колесиках по концам: продеваешь шею в хомут, руки в кожаные петли - и идешь. Дуга, упираясь в землю, не дает окончательно упасть, колокольчики звенят, ленточки развеваются! Еще ухайцы предложили нас замуровать, незадорого, но мы отказались.
Мы вылезли на шоссе. Я шел, бренча и развеваясь, Петр держал меня за пояс, не отставал. Водители, принимая нас за представителей древней цивилизации, бодро сигналили.
- Ты, можно сказать, в родном доме и не был еще, - прошептал Петр. - Ну... Войдем тихо, как два кота.