Очарованный принц

– Тише, почтенный! – услышал он близкий негодующий шепот. – Тише, вы продавите мне живот!

Какими словами передать ужас вельможи? Он отпрянул, подпрыгнул, глухо стукнулся головою о крышку.

– А?… Что?… Это кто?… А?… – судорожно вскрикивал он, вконец обезумев и тыча в темноту перед собой растопыренными пальцами.

– Тише, – повторил тот же таинственный шепот. – Куда вы суете свой палец – мне прямо в ухо!

Кто-то невидимый схватил вельможу за руки, цепко сжал их в запястьях.

– А?…Что?… – вскрикивал вельможа, лязгая зубами, дрожа и вырываясь. – Это кто?… А?… Это кто?…

– Ни слова! Ни звука! Уже идут. Не бойтесь, сиятельный Камильбек, – от меня вам не будет вреда.

Замутившийся разум вельможи не воспринимал ничего.

Последовал сильный удар невидимым кулаком в лоб.

– Молчи, – иначе, клянусь аллахом, я пущу в дело нож!

Вельможа затаился, не шевелясь и даже не дыша.

В комнату вошли меняла и Арзи-биби:

– Как хорошо, что сегодня ты вернулся рано.

– Вахида не оказалось дома. Какие-то срочные дела.

Меняла уселся на сундук, придавив крышку своим толстым задом.

Теперь к вельможе и вору не проходило ни одной струйки воздуха.

– Я совсем больна, – простонала Арзи-биби. – Если бы ты позвал ко мне лекаря Сайдуллу. Его дом совсем недалеко, в двух минутах ходьбы.

– А где же все наши слуги?

– Я отпустила их. Они так надоели мне своей болтовней. Хотела немного поспать. Одна, в тишине…

– А тут – я некстати, – благодушно усмехнулся меняла. – Ты крепко уснула: я никак не мог добудиться. Пойду позову лекаря.

Он встал, направился уже к двери, но в эту самую секунду злосчастный вельможа, не привыкший к сундучным сидениям, пошевелился.

Вор изо всей силы яростно сжал его руки.

Поздно: купец услышал.

– Какой-то шум?

– Мыши, – небрежно отозвалась Арзи-биби.

Поистине, со своим самообладанием она была рождена для дворцов, заговоров и тайной борьбы, а вовсе не для тесного дома менялы!

– Кстати, ты слышала новость! – продолжал меняла, остановившись в дверях. – Помнишь Нигматуллу, торговца ножами? Ну, толстый, рыжий, что торгует неподалеку от главной базарной мечети. Так вот, вчера он застал у своей жены… кого бы ты думала? Главного мираба из управления городских арыков и водоемов!

– Чужого мужчину! – с ужасом воскликнула Арзи-биби.

– Дело дойдет, надо полагать, до самого хана. Не завидую мирабу.

– Так ему и надо за распутство!

– А изменница подвергнется наказанию плетьми. Пятьсот плетей – ни больше ни меньше.

– Еще мало! Таких жен следует жечь на кострах или бросать в кипящие котлы!

– Ты уж слишком, Арзи-биби! Ей хватило бы и сотни плетей. Нигматулла теперь и сам не рад, что поднял такой шум. Он жалеет жену и всячески старается ее выручить, но уже поздно.

– Жалеть подобную тварь!

– А по-моему, – на всякий случай меняла понизил голос, – по-моему, власти вообще не должны были бы вмешиваться в домашние дела…

Вор в сундуке почувствовал под своими руками, сжатыми на запястьях вельможи, мгновенную судорогу – отблеск внутренней вспышки, порыва схватить вольнодумца! Даже здесь, в сундуке, на краю собственной гибели, этот доблестный охранитель устоев не мог до конца подавить в себе хватательного рвения.

– Если бы ты когда-нибудь изменила мне, – шутливо продолжал меняла, – то все-таки я не хотел бы видеть тебя в руках палачей. Бедный Нигматулла!… Опять шорох. И как будто в сундуке?

– Это не в сундуке – под полом. Опять мыши.

– Надо завести кота. Может быть, найдется у лекаря лишний кот – тогда я принесу. Не вставай, не надо: я сам запру калитку снаружи, чтобы не беспокоить тебя, когда вернусь.

И вдруг он запнулся, словно подавившись собственным языком.

Наступило молчание.

Что-то произошло. Но что – вор из сундука понять не мог.

Снова послышался голос менялы – хриплый, глухой, на этот раз далекий от всякого благодушия:

– Откуда здесь этот парчовый халат? Эта золотая сабля?

Сердце вора дрогнуло, дыхание прервалось. О глупцы! Забыть халат, забыть саблю! На самом виду!…

А над сундуком начиналась буря.

– Это?… Это?… – лепетала Арзи-биби и ничего не могла сказать: удар был слишком внезапным. Даже она, бестрепетная, смутилась и, могучая, пошатнулась!

– Да, это! Именно это! – наседал купец; голос у него был горячечный, с визгом.

– Это – подарок. Я приготовила тебе подарок…

– Подарок? Мне? Сабля? Парчовый халат с медалями? Ты лжешь! – загремел меняла. – Говори, чей это халат, чья сабля?

– Да твои, твои! – пыталась отговориться Арзи-биби. – Не кричи же так – услышат соседи.

– Пусть! Пусть они слышат! – вопил меняла. – Пусть они знают! Я вижу, что распутство проникло не только в дом Нигматуллы! Кто здесь был без меня? Ага, ты молчишь! О презренная распутница, о дочь шайтана! Кто? Говори – кто?

Арзи-биби молчала, обезоруженная и подавленная.

Вельможа в сундуке от ужаса лишился чувств и мягкой безжизненной грудой навалился на вора.

Да и сам вор – на что уж был привычен ко всяким испытаниям! – тоже поддался гибельному страху. Пропал!… Сейчас меняла позовет людей, начнет обшаривать дом. Подземная тюрьма, пытки, палач, виселица!… Погиб!

– Кто? – душно и хрипло надрывался меняла, топоча в исступлении ногами. – Говори!…