Очарование женственности

Вместе эти две группы качеств, слитые в единое целое, в глазах мужчины создают идеальную женщину. Обе они чрезвычайно важны для завоевания его любви. Они пробуждают в сердце мужчины разные эмоции. Ангельское порождает в нем чувство столь высокое, что оно приближается к поклонению. Человеческая сторона, не менее важная, очаровывает и забавляет мужчину. Ангельское приносит ему огромное счастье, в то время как человеческое возбуждает в его сердце нежность, желание защитить и укрыть. Вместе они заставляют мужчину дорожить женщиной.

Когда женщина сочетает ангельское с человеческим, она завоевывает сердце и душу мужчины. Такой тип женщины он любит больше жизни – и в то же время она придает его жизни цель и характер.

Дэвид Копперфильд

Идеальная иллюстрация ангельского и человеческого в женщине – история Дэвида Копперфильда, созданная Чарльзом Диккенсом. Здесь наш идеал представлен не одной женщиной, а двумя – Агнес и Дорой.

Агнес

Агнес олицетворяет ангельскую сторону. Дэвид Копперфильд знает ее с детства и преклоняется перед ней с тех пор, как впервые увидел. Описание их первой встречи передает зарождение его чувства:

«Мистер Уикфилд (отец Агнес. – Прим. автора) постучал в дверь, находившуюся в углу этой комнаты, обшитой панелью; тотчас же выбежала девочка, приблизительно моя ровесница, и поцеловала его. На лице ее я сразу же уловил то ласковое и безмятежное выражение, какое уже видел внизу, на портрете леди. И мне представилось, будто леди на портрете выросла и превратилась в женщину, а оригинал остался ребенком. Хотя лицо девочки было радостным и веселым, но и в нем было какое-то спокойствие, и такое же спокойствие она разливала вокруг, и сама она была словно дух умиротворения и покоя, добрый дух, которого я никогда с тех пор не забывал. И никогда не забуду.

Мистер Уикфилд сказал, что это его маленькая хозяйка, его дочь Агнес. Когда я услышал, как он сказал это, и когда увидел, как он держит ее руку, я догадался, какова его единственная цель в жизни.

На поясе у Агнес висела миниатюрная корзиночка, в которой она хранила ключи, и вид у нее был степенный, скромный, подобающий хозяйке такого старинного дома. Мило улыбаясь, она выслушала рассказ отца обо мне и, когда он закончил его, предложила моей бабушке подняться наверх и посмотреть мою будущую комнату. Мы отправились, предшествуемые Агнес. Комната была чудесная, старинная – тоже с дубовыми балками, с оконными стеклами ромбической формы, и сюда также вела лестница с широкими перилами.

Не могу вспомнить, где и когда в детстве я видел в церкви окно с цветными стеклами. Не помню я и сцен, изображенных на витраже. Но знаю, что, когда я увидел Агнес, поджидавшую нас наверху, в полумраке старинной лестницы, я подумал об этом окне; и знаю еще, что с той поры я всегда связывал его мягкий и чистый свет с Агнес Уикфилд».

Дэвид и Агнес стали близкими друзьями. Она дарила ему утешение, понимание, истинное сочувствие и чувство товарищества. «Мне казалось, что во всех моих переживаниях: в любви, в радости, в горе, упованиях, мечтах, разочарованиях – я всегда найду в Агнес родную, близкую душу».

Агнес оказывала духовное и умиротворяющее влияние на Дэвида. В какой-то момент в чрезвычайном волнении и напряжении он говорит: «И вот, когда я писал Агнес, сидя у открытого окна в чудесный вечер, и вспоминал ее ясные, спокойные глаза и кроткое лицо, такой мир и покой снизошли на мою смятенную и взволнованную душу, – а в этих треволнениях я жил последнее время и с ними отчасти было связано мое счастье, – что я расплакался». Но хотя он знает Агнес с детства и она одна дарит ему истинное сочувствие и товарищество, – он безумно и страстно влюбляется не в нее, а в Дору.

Дора

Дора представляет человеческую сторону нашего идеала, ту, что очаровывает, пленяет и порождает в мужском сердце всепоглощающую нежность и желание защитить и укрыть. Дэвид описывает ее так:

«Она казалась мне не то феей, не то сильфидой, словом, каким-то сверхчеловеческим существом, – кем-то, кого смертные никогда не встречают, но жаждут узреть…

У нее был такой чудесный голосок, такой веселый, звонкий смех, такая прелестная, чарующая манера себя держать, – словом, было все, чтобы обратить несчастного, погибшего юношу в полное рабство…

Она была удивительно миниатюрна… слишком она была восхитительна… Откуда было взять присутствие духа, как было не утратить способности говорить, не быть охваченным экстазом, когда она взяла и прижала мои цветы к своему очаровательному маленькому подбородку с ямочкой!»

Ее ребячливость, ее милые манеры и капризы, ее детская вера в него, ее абсолютная зависимость от других неотразимо привлекают благородное и великодушное сердце Дэвида.

Она завораживает его, и он пишет: «Я мог только сидеть у камина и, покусывая ключ от саквояжа, думать о пленительной, очаровательной юной Доре с ее ясными глазками. Какая фигура! Какое личико! Какая прелестная манера себя держать, капризно-обворожительная».

В браке с Дорой Дэвид обращается мыслями к Агнес