Очарование страсти

— Нет, сестра, конечно нет. Я надеюсь, что все мужчины-доктора тоже придут, и даже наши консультанты. Кстати, хотя мисс Адлер ранее сообщила через мистера Бельмонта, что она не сможет выступить у нас, потом я получила от нее письмо, в котором говорится, что, к ее удовольствию, у нее появилась возможность спеть на нашем вечере. Правда замечательно?

Старшая сестра согласилась, что это великолепно, хотя ее сокровенные мысли сосредоточивались на некоем темно-синем платье в ее гардеробе, которое она еще ни разу не надевала и в котором собиралась быть на этом концерте. Старшая сестра была не музыкальна, и одним сопрано больше, одним меньше — едва ли что-то значило для нее.

В этот вечер Лин оказалось очень на руку распоряжение начальницы о желательной «монолитности» вида женского персонала, потому что она поздно вернулась с дежурства и только успела пройти в зал, когда стал подниматься занавес. Некоторое время ей придется постоять у стенки, надеясь, что она увидит свободное место после первого номера программы, когда ее глаза привыкнут к полумраку. Если бы Пэтси вернулась из Эйре, она бы заняла ей местечко. Или Том... Но Том и она последнее время избегали друг друга, и, хотя ей было грустно из-за этого, Лин сама как-то не могла найти с ним естественный тон.

Она все еще думала о Томе, когда ее тронули за руку. Уорнер Бельмонт встал со своего места с краю ряда и жестами показывал ей, что рядом есть еще одно свободное место.

— Спасибо, — прошептала Лин и заняла его. Уорнер сел рядом с ней, больше не глядя на девушку и не отвлекаясь от сцены. «Он мне предлагает место, но даст понять, что я не вправе ожидать сопутствующей любезности или дружелюбия», — грустно подумала Лин. Она тут же укорила себя за чрезмерную чувствительность и настроилась на то, чтобы наслаждаться концертом.

Между номерами они обменивались формальными репликами о впечатлениях от выступлений. Но так как подходило время, когда должна была появиться Ева, какое-то интуитивное чувство подсказывало Лин, что он так же напряженно ждет этого, как и она сама. Оба они были скованы атмосферой нервного ожидания, которое красавица Ева так умела вызывать.

Сцену еще немного затемнили для выхода Евы, и, когда она появилась, было такое впечатление, будто ниоткуда возник язык пламени. Ее платье было розово-золотым; ее золотые волосы светились над ним, и на локте согнутой руки она держала сноп гладиолусов, таких неожиданных в это время года, что казалось, будто она вышла из сказки.

Она поклонилась в ответ на аплодисменты и положила цветы на крышку рояля, прежде чем начать петь. Она выбрала цикл песен Шумана, и Лин, сидящая со сложенными на коленях руками, приготовилась ощутить увлекательное волшебство ее голоса, которое, подумала она, всегда может преодолеть любое чувство зависти, неприязни или благоговейного страха перед его обладательницей.

Но странно, сегодня она не слышала этого волшебства. Певица с опытом Евы едва ли могла петь неуверенно или просто плохо, но Лин вспомнила, как музыкальные критики писали о том, что в ее прекрасном голосе всегда присутствует особый колорит, и понять, что ее сегодняшнее пение как раз было лишено этого колорита.

Она украдкой посмотрела на профиль сидящего рядом человека. Глаза Уорнера не отрывались от Евы, но он хмурился. Лин невольно подумала о том, какого сурового критика имеет Ева в его лице. Конечно, намек Норы был абсурдным. Невозможно, чтобы он мог ревновать к этому блеску Евы; даже его нахмуренный лоб свидетельствовал о его волнении за нее здесь, в этой аудитории, которую никто не мог назвать искушенной в музыке.

Аплодисменты были оглушительными, как будто исполнение Евы превзошло все ожидания. Когда они затихли, Уорнер повернулся к Лин.

— Ну как? — спросил он строгим тоном.

Лин колебалась, но потом прошептала, что у мисс Адлер прекрасный голос. Он поднял брови:

— Я не жду, что вы будете рассыпаться в ничего не значащих похвалах. Я ожидал от вас большей смелости. Вы ведь слышали раньше, как поет Ева, верно? И вы действительно не замечаете разницы между тем и сегодняшним?

— Если бы и заметила, то едва ли решилась бы критиковать... — начала Лин.

— Ага, тогда, значит, вы согласны, что сегодняшнее исполнение было ниже ее возможностей?

— Я признаю, что я не почувствовала той захватывающей магии в звуке, как в последний раз. Но ведь это может объясняться тем, что я не в том настроении слушаю, или...

— Ну, не думаю, что дело в этом. Э... обстоятельства как раз очень сходные, верно? — Что он мог иметь в виду под этими словами? Он продолжал: — Нет, я боюсь, что просто ее исполнение было не на высоте. Хотя и не знаю почему. Я склонен упрекнуть ее за то, что она согласилась петь, раз чувствовала, что не может дать все, что должна. У нее нет права так бросаться своей репутацией.