— Да? Простите за откровенность и, возможно, излишнюю грубость, но я сомневаюсь в вашей искренности. Мне кажется, что вы приложили много сил, чтобы умертвить своего «дорогого» племянника.
— Это… это оскорбление! Ты, мальчишка! Да знаешь ли ты, что… — Регент поперхнулся.
— Что знаю? Я знаю, например, что вы подсылали своих агентов, чтобы разведать расположение школы и убить всех нас. В первую очередь, конечно, Георгия Пятнадцатого.
— Нет!
— А также меня, Зою Луонскую, Юлианну Кунтуэскую…
— Нет!
— …а также Аполлона Шойского, Вана Мерсье, Селену Бюлову и Варвару Миркову!
— Нет!!! — что есть мочи закричал регент, обхватив голову руками, чтобы не слышать страшных слов.
Нормальный взрослый человек не может вести себя подобным образом, подумал Олмир. Видимо, пагубные пристрастия регента нанесли урон его психике. Кокроша без устали твердит, чтобы мы даже не пробовали вина и других дурманящих веществ. Видимо, прав наставник.
— А что ты, собственно говоря, кричишь? — как можно более спокойно сказал Олмир. — Твой лазутчик погиб, и по метке на его теле мы узнали, у кого на службе он состоял. Либо он, либо его напарник, либо они вместе применили модификаторы запаха, в результате чего наши неразумные защитники напали на нас и убили твоего племянника…
— Нет! Жору еще можно спасти!
— Ага, да ты, оказывается, знаешь больше, чем прикидываешься.
— Только то, что рассказал мне Кокроша. Но он не говорил, что в расположение школы проникал мой человек…
— Потому, что ты главный подозреваемый. Как ни крути, но все равно на тебе смерть Георгия Пятнадцатого!
— Нет! Я никого не посылал к вашей школе. Это Кунтуэский! Я временно переподчинил ему взвод своих «птенцов». Я не знал…
До чего же жалок регент!
— Я подумываю о том, чтобы подать на тебя в суд, обвинив в убийстве пятерых детей и четырех взрослых — двух женщин и двух мужчин. Как ты думаешь, оправдают тебя?
— Это Кунтуэский виноват!
— А ты?
— Я? Мне тоже нет оправдания… До суда дело не дойдет. Меня прирежут родственники, если мне самому не хватит силы воли принять яд.
— Да кому нужна твоя жизнь?! Ты глупее малолетнего ребенка, коли доверился Кунтуэскому.
— Да-да… Мне нет оправдания…
Выдержав паузу, Олмир сказал:
— Ты можешь получить снисхождение… более того, получить полное прощение.
— Мне уже все равно.
— Нет, не все равно. Если ты исправишь допущенные тобой ошибки, если все пропавшие дети и взрослые останутся в живых, ты можешь рассчитывать на прощение.
— Что я должен сделать?
— Помочь нам.
— Как? Я готов на все, что угодно. Хуже от этого уже не будет. Располагайте мною по своему усмотрению.
— Сейчас я не могу обрисовать тебе полную картину, поэтому не задавай лишних вопросов. Поверь, что иначе нельзя, и через несколько часов ты сам в этом убедишься.
— Я полностью в вашем распоряжении.
— Хорошо. Слушай внимательно. Ты никому не рассказываешь про наш разговор, кроме тех лиц, которых я назову далее.
— Ну… конечно.
— Ты немедленно вызываешь к себе командира «птенцов»… Он надежный человек?
— Абсолютно. Все его предки верой и правдой служили Дому Петуха. Сам он никогда ни в чем не был заподозрен.
— Хорошо, слушай дальше и крепко запоминай. Ты приказываешь ему вызвать десять его подчиненных, самых искусных и надежных. После этого вы садитесь в самый скоростной лит и летите к нам. По дороге связываетесь с Кокрошей для получения дальнейших инструкций. Более — никаких разговоров ни с кем. Все ясно?
— Да-да, я немедленно…
— Учти, Жора, что сейчас только от тебя, от твоего поведения зависит жизнь и твоего племянника, и моей… ну, не буду перечислять. Малейшее отступление от сказанного мной, и ничего нельзя будет исправить. Твоя репутация будет навеки загублена. Возможно, я смогу добиться даже расформирования Дома Петуха. Ты понял?
— Да-да, я вылетаю через пять-десять минут.
Олмир вышел к участникам предстоящей операции, как только они собрались в одном из внутренних двориков дворца. На долгие разговоры времени не было, и он сказал лишь следующее:
— Все вы знаете, что должны будете сделать. Многих из вас я вижу впервые, но не сомневаюсь, что вы оправдаете оказанное вам доверие. Особенно это касается служащих герцога Цезийского, от которых сейчас зависит не только честь и достоинство Дома Петуха, но и само его существование. По машинам, товарищи.
Из-за сильных душевных переживаний все последующее Олмир воспринимал как сон. Самое обидное было в том, что с этого мгновения лично от него ровным счетом ничего не зависело. Таков удел каждого большого начальника: всегда все самое ответственное и важное делают за него другие, а ему остается только нервничать. Оттого-то и мрут крупные руководители, как тараканы на отраве, обычно в самом расцвете сил от всяких там инфарктов и инсультов.
Всего в воздух поднялось девять литов. Через несколько минут два из них приземлились на территории Центральной санитарно-эпидемиологической лаборатории, а остальные воздухоплавательные машины принялись кружить в вышине, включив передатчики помех. Такие мощные, что ни один радиосигнал, посланный откуда-нибудь со стороны, не достигал лаборатории.