Очарование (ЛП)

— Персея? — Он уставился на нее, ища подтверждения, с трудом веря, что сказанное может быть правдой. Скайла продолжала играть с его волосами, отводя взгляд. — Ты говоришь, что тебе больше двух тысяч лет?

Она поморщилась.

— На самом деле, две тысячи шестьсот четыре.

Не может быть.

Она медленно подняла на него взгляд.

— Удивлен?

Поражен. А Орфей еще считал себя стариком. Зараза, в сравнении с ней он младенец.

— И все сирены?..

— Нет. Большинство служат лишь несколько сотен лет. В любом случае, такова цель. Моя мать была сиреной. Зевс предпочитает брать потомков сирен, которых он считает стоящими. Гены, знаешь ли. — Она улыбнулась, но Орфей еще не оправился от шока, чтобы ответить тем же. — В два года я начала домашнее обучение. В двадцать приняла обеты и поступила в орден. Перебралась на Олимп и следующие десятилетия оттачивала мастерство, но формально начала служить лет в сорок. Как правило, сирены отдают ордену триста-четыреста лет, потом уходят, чтобы создать семью. И если выбирают этот путь, то их жизнь благословенна, как у арголейцев.

— Но ты так и не ушла. Почему?

Орфей не мог себе представить, каково это — посвятить жизнь кому бы то ни было. Проклятие, он три сотни лет злился на богов, не позволивших ему служить с аргонавтами, хоть Орфей и являлся старшим в роду Персея, а сейчас, получив знаки, не желал связываться с воинами. И конечно, не собирался отдать им двадцать пять сотен лет, даже если бы и мог.

Скайла пожала плечами. Провела пальцами по его ребрам.

— Просто не было причин.

И вновь он почувствовал, что она недоговаривает.

А боль, мелькнувшая на ее лице, прежде чем Скайла сумела скрыть эмоции, четко сообщила: нечто темное в прошлом сирены явилось причиной того, что она спряталась за орденом и не решилась выйти в настоящую жизнь.

Хотя кто Орфей такой, чтобы ее судить? Разве он не делает то же самое? Не использует своего демона, чтобы продолжать закрываться от остальных и не пытаться искать какое-то счастье в жизни? Орфей знал, что оно существует. Проклятие, раз уж кто-то смог полюбить Деметрия, то все возможно.

Его сердцебиение участилось, а тело вновь охватил жар.

Но на этот раз арголейца охватила не паника и даже не желание, а нечто другое. Нечто, заполнившее в его груди пустоту, с которой Орфей жил с того дня, как пропал Грифон. Нечто, с чем он не вполне готов был встретиться.

— Я не собиралась говорить Афине, где мы или куда направляемся дальше. — Сексуальный голос Скайлы прервал его раздумья. — Я лишь пыталась отметиться, чтобы она не посылала за нами других сирен.

— Почему?

На этот раз она твердо встретила его взгляд. Ни страха, ни тревоги — в аметистовых глазах сверкала лишь решимость.

— Потому что она послала меня на задание, и я его выполняю.

Орфей знал, что этот ответ можно интерпретировать по-разному.

Она не сказала, что выдаст его, но и не обещала противоположного. Или что не убьет его, если решит, будто это надо сделать.

Скайла зевнула и вновь прижалась к нему.

— Дадим Мэйлии поспать час-два, а потом уже станем расспрашивать. Когда я уходила, она выглядела измученной. Мэйлия мне нравится, демон. Она словно нетерпеливый, раздражительный подросток, но чем больше времени я провожу с ней, тем больше привязываюсь.

Ее глаза закрылись, лицо расслабилось. Орфей понял, что вымоталась не только Мэйлия. Его сирена выглядела так, словно способна проспать неделю.

Его. Впервые в мыслях он назвал ее своей. Хотя она не принадлежит ему. И никогда не будет. Они в разных лагерях в войне, которая только начинается. И нынешний момент истины лишь подчеркивает это.

Осознав это, Орфей почувствовал боль в груди, и пока Скайла засыпала в его объятиях, тот уголок внутри, который заполнился всего несколько минут назад, опустел. Арголеец лежал неподвижно, пытаясь успокоить пульс, чтобы вернуться из стратосферы и собраться с мыслями. Соображал, что же делать дальше.

Одно он знал наверняка.

Его цель не Скайла, а сфера. Все зависит от нее. И пора об этом вспомнить.

***

Стуча ботинками, Орфей шел по темному коридору к комнате, предоставленной Мэйлии. Он до жути надеялся, что Вампирочка на месте, и сирена солгала, сказав, что спрятала ее. У него нет ни времени, ни настроения для игры в прятки.

В голову просочились мысли об обнаженной, лежащей в лунном свете Скайле с разметавшимися волосами и закрытыми во сне глазами, но он отринул этот образ. Уйти от нее этой ночью — первый разумный поступок со времени их встречи. Хватит вести себя как дурак. Неважно, насколько великолепен их секс, неважно, насколько хочется вернуться и начать все сначала, это не стоит отказа от цели. Ее образы вертелись в его голове, когда он кончал? Он называл ее своей? Отличные примеры того, насколько извращенным становится его мозг с каждой минутой, проведенной в обществе сирены.