Очаг на башне

Он смотрел сверху на ее гневные и виноватые глаза, на приоткрытые губы, темно-алые и нежные — действительно как спелые вишни. Хотел бы, окончательно понял он, и горло сжалось от непонятной жалости к ней. Вспомнилась фраза из Цветаевой, которую любила повторять Ася: я не живу на своих губах, и тот, кто целует меня, — минует меня… Вычурно, но точно. Потому что те, кого она целовала, не были целью. Ее душа знала это, стыдилась и страдала — но ничего не могла поделать. Цели непроизвольны. Их было только две — слова из сердца и сын. А у губ — свои цели, своя жажда. Расползаюсь по всем швам, подумал Симагин, и перед его глазами вновь поплыла горькая улыбка Вайсброда: «мне — налево…» Вот и еще один шов затрещал, между душой и губами. «Нечего ждать тебе. Нечего — мне. Я — на Луне. Заяц нефритовой ступкой стучит. Смотрит. Молчит. Он порошок долголетия трет — но не дает. Я свою жизнь всем, кто спросит, пою. Но не даю…»

Окурок обжег пальцы. Симагин отщелкнул летящую оранжевую дугу, и та медленно втянулась в надтреснутое мусором черное зеркало канала.

— Идемте, Верочка, — сказал он, пряча руки за спину, чтобы не коснуться ее даже ненароком. — Идемте вместе. Сейчас я расскажу совершенно удивительные вещи.

И уже у парадного добавил:

— Послезавтра мы получим спектры латентных точек и приступим к их дешифровке. Обещаю.

— Вы совсем промокли, — тихо сказала Верочка.

На лестнице удушливо пахло кошками.

Он обманул Верочку лишь на сутки. Назавтра стало ясно, что понадобится не два дня, а три.

Один в темной квартире он лежал на диване, закинув руки за голову, и смотрел на голубоватую полосу, мягко прочертившую потолок. Сквозь щель в занавесках сочился с улицы свет, сокровенно озаряя комнату. Как и полгода, и год назад…

Мелодично пропел звонок.

Симагин никого не ждал. Он полежал еще, но робкий звонок не повторялся. Он расслабленно встал и пошаркал к двери. Хотя никого не ждал.

На площадке, съежившись, стоял Антошка.

— Ты… — выдохнул Симагин.

Несколько секунд они молчали. Антошка прятал глаза.

— Да заходи же! — закричал Симагин и, подхватив его, втащил в квартиру. Ногой захлопнул дверь. Антон мешком висел у него на руках и только цеплялся хрупкими пальчиками за симагинские ладони. — Ты что? — вдруг осипнув, спросил Симагин. — Что-то случилось? Антон!!

— Ты испугался? — спросил Антошка.

— Я? Конечно. Господи… — Симагин перевел дух.

— Я по тебе соскучился, — сообщил Антошка, насупясь, и впервые, неуверенно, скользнул взглядом по лицу Симагина.

— Тошка… — Симагин облегченно прижал его к себе, и тот, поняв наконец, что здесь он по-прежнему дома, рывком обнял Симагина за шею, засунулся лицом к нему за ухо и притих.

Так они стояли с минуту.

— Откуда ты? — глупо спросил Симагин.

— А я оттуда, — ответил Антошка, не разнимая рук.

— Пошли! — Симагин внес Антошку в Антошкину комнату и осторожно поставил на пол. Антошка озирался.

— Тут все как было, — сообщил он.

— Конечно. А ты что же, думал, тут другой мальчик живет?

— Откуда я знаю, — едва слышно пробормотал Антон. Симагин сглотнул.

Антон нагнулся и вдруг, со стремительностью котенка нырнув под диван, выволок за провод покрытый пылью планетоход.

— Вездеходик… — произнес он дрожащим голосом.

— Ты возьми его, — попросил Симагин.

Антон замотал головой, с испугом выпустив игрушку из рук.

— Мама выбросит…

Симагин молчал.

— Мы с бабушкой гостили на даче у ее друзей, а когда приехали, мама сказала, что ты не велел нам возвращаться, — сказал Антошка, искоса глянул на Симагина и заплакал.

Это продолжалось недолго. Шмыгая носом, он виновато подошел к Симагину и уткнулся горячим, влажным носом ему в живот. Симагин положил ладони на Антошкину голову.

— Мама знает, что ты здесь?

— Нет, — ответил Антошка. Подумал и объяснил: — Я сказал, что пойду в кино.

— В какое кино? — бессмысленно спросил Симагин. Антошка помедлил и ответил:

— Еще не придумал.

Симагин сел и посадил сына себе на колени. Тот вцепился в его руку изо всех сил.

— Как вы?

— Мы? Так… Бабушка болеет. Мама курит, дарит игрушки и приходит поздно.

Симагин опять прижал его к себе.

— Ты должен заботиться о ней.

— Как?

— Ты должен ее слушаться. Чтоб она не волновалась лишнего.

— Я старался. Но тогда она стала говорить, что у Симагина я от рук отбился, а теперь стал хороший.

— Это ничего, — сказал Симагин сквозь острый, режущий ком в горле. — Это не со зла.

— А от чего?

— От боли.

— Боль — это болезнь?

— Да, — твердо ответил Симагин. — Это я точно знаю.

— Ты вылечишь маму?

Симагин молчал.

— Ты еще не умеешь, — сказал Антошка, гладя его руку. — Я ведь знаю — если бы умел, пошел бы и вылечил. Да?

— Да.

— Я все время жду, когда ты что-то сделаешь, и это кончится. — Антошка помедлил. — А это не кончается.

— Да, Антон. Не кончается.

— А я могу тебе помочь?

— Конечно. Ты можешь заботиться о ней пока. Вместо меня. Понимаешь, мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что рядом с нею мужчина, на которого я могу положиться.

— Хорошо, — серьезно сказал Антон. — Полагайся.