— Гмм… Так, так… Приобщим к делу, — холодно-непреклонным тоном сказал он: — А это что? Открытые письма? Посмотрим… «Хлеба вам?..». Гурко, что ли? Как будто он… Пора уж это бросить, господа! Не за свой кус принимаетесь… Приобщим к делу. Копия с циркуляра войскового штаба… «Русский инвалид»… Приказ командира т[акого]-то полка… Гмм… Ведь вы в военной службе не служите?
— Как видите.
— Зачем же у вас эти вещи?
— Н-но… извините… вы как будто, согласно предписанию вашего начальства, должны нелегальную литературу искать? Так мы уж после на тему о военной службе поговорим…
— Мм… да. Ну хорошо. Только это — как бы вам сказать? — наводит на мысли… А в этом ящике что? Вырезки из газет? Ну, это тут целую неделю разбирать надо… Приобщу к делу… там будет видно… А-а, деньги! Золотцо-то теперь не часто попадается!..
Он долго перебирал в руках несколько, золотых монет, вскидывая их на ладони, рассматривал, перетирал пальцами, и на лице его явилось какое-то родственное ласковое выражение.
— Не фальшивые ли? — подмигнул он левым глазом и мило усмехнулся.
— Может, взяли бы один… на память?.. — сказал доктор с невинным видом.
Пристав опустил глаза и отвернулся. Потом вздохнул и положил монеты в коробочку с перьями, где они и были. Но не взял. Опять принялся было за поиски. Он открыл ящики письменного стола, погрузился в чтение писем Читал письма, копии с патриотических приговоров, которых Лапин собрал большую коллекцию, номера «Русского Знамени», прокламации «Союза русского народа».
Когда Лапин проходил по коридору, казаки тяжело вздыхали. По лицам их было видно, что дело делается серьезное, хотя и не совсем понятное им. Последние мухи лета, они были злы и неотвязчивы. От заседателя сильно несло отхожим местом, и аромат этот, казалось, облипал.
— Здесь, вероятно, классическое что-нибудь? — подходя к другому шкафу, в котором стояли журналы за старые годы, сказал заседатель
Он уже успел отбросить на диван из первого шкафа все противозаконное. Образовалась изрядная куча. Видимо, устал. Но искать было надо.
— Наделаем вам беспорядку, — уж извините…
Он потащил целое беремя толстых переплетенных книг и тотчас же разронял их.
— Библиотека-то у вас… фун-да-мен-таль-ная… — смущенным голосом сказал он.
— Д-да… это верно! Особенно по жаркому времени… — прибавил облепленный мухами пристав: — пообедать бы пора… Ммм… мм… ммэ… — недовольно рычал он.
Антошкин на правах знакомого сочувственно и тяжело вздохнул и густым тенором сказал:
— А у меня с самого утра крохи во рту не было… Туда сходи, оттоль принеси, там захвати… Домой давеча пошел, — баба ушла куда-то… Росинки маковой во рту не было…
Лапин велел прислуге дать ему что-нибудь из съестного. Принесли остатки вчерашнего пирога с яблоком. Антошкин, радостно кивая головой, отломил пальцами кусок и предался торопливому наслаждению.
— Еще где у вас? — спросил заседатель.
— О чем изволите спрашивать?
— Литература где еще у вас?
— Есть на потолке. Есть в кладовой.
— Архив?
— Да там увидите.
— Нет, пожалуй, достаточно, — сказал он вдруг, смеривши глазом ворох книг на диване и вороха бумаг на столе и стульях.
Лапин осведомился, оставят ли они ему какой-нибудь списочек взятого.
— В протоколе все подробнейше запишем и, конечно, вам дадим, — сказал третий участок солидным тоном.
Он достал из портфеля лист бумаги и принялся писать протокол. Заседатель от скуки перечитывал письма, уже прочитанные приставом. Казаки стояли в коридоре и в передней, монументальные, молчаливые, как будто недоумевающие, и устало вздыхали. Полуденное солнце дышало в раскрытые окна и двери тихо струящимся зноем. Рой мух вился над пегим, мокрым лицом пристава, в глубоком напряжении склоненным над бумагой. Аромат отхожего места, казалось, облипал лицо, руки, платье…
Составление протокола пошло как-то туго… Пристав, видимо, затруднялся в определении тех пестрых документов, которые он забрал из письменного стола. Нелегко это было сделать. Несколько раз он перечеркнул лист, открыл, достал новый. Номер «Русского инвалида» — это так. Но вот — «Законопроект об утилизировании смертной казни в православном самодержавном государстве полковника Кононова»… длинно, неуклюже, двусмысленно… а иначе как его поименуешь в протоколе? А как обозначить все эти вырезки из газет, — целый ворох?..
Сильно потел и досадливо крякал. Заседатель заскучал.
— Это вы все подробно хотите?! — спросил он.
— А как же?
— Да просто… гамузом!
Но пристав колебался. Наконец, видимо, совсем выбился из сил и остановился.
— Знаете что, Андр[ей] Петр[ович]? Я вам пришлю списочек после. А сейчас — просто голова раскалывается! Да и вам, я думаю, надоело?
Лапин пожал плечами с видом недоумения и фатальной покорности.
— Конечно. Но мне надо все-таки иметь в руках что-нибудь. Вот вы берете книжки «Журнала для всех», «Былое», сборники «Знания» — все такие вещи, которые всюду безвозбранно продаются. И я за них деньги платил. А вы их возьмете из соображений высшей политики — ну как же я заставлю вас возвратить их?