Обыкновенные инцинденты

— Простите пожалуйста, миссис, а когда умер доктор Шульман?

— Сегодня утром.

— Может быть, вы все-таки откроете?

В дополнение к женскому, из-за двери просочился мужской голос, и после короткого диалога дверь открылась.

— Извините, я думала, вы пуэрториканцы… — Миссис оказалась женщиной лет сорока, в халате. Блондинкой, вполне красивой, но начинающей полнеть. — Это я дала объявление в газету. Я совсем забыла… Когда такое горе…

Рядом с нею стоял чернокудрый молодец явно латиноамериканского происхождения. Не пуэрториканец, но, может быть, аргентинец или бразилец… Такими в старых русских пьесах бродят по сценам приказчики, находящиеся в преступной связи с женою купца-хозяина.

— Ебарь! — громко констатировал Косогор, поглядев на молодца. — А старика они убрали. Спроси у нее, не передумала ли она продавать оборудование рентген-кабинета.

Я спросил. Мы узнали, что миссис зовут Присцилла, потому что «приказчик», схватив (именно схватив с цыганской порывистостью) ее руку, сказал:

— Присцилла, давай избавимся от этих бесполезных для нас предметов! Чем скорее, тем лучше!

— О'кэй! — согласилась Присцилла. И обратилась ко мне: — Поднимитесь, пожалуйста, на улицу и зайдите с главного входа.

Я послушно повернулся. Но бывший узник ГУЛАГа не поднял с пола свой портфель.

— Почему? — спросил он, стоя на моем пути.

— Что почему, Леонид?

— Почему они не хотят, чтобы мы прошли через офис? Они что-то прячут от нас. И ты знаешь что?

— Что? — спросил я, тесня его к лестнице.

— Труп доктора, — сказал Косогор.

— Леня, — сказал я, — вы перечитались американских детективов, пиратски издаваемых в Израиле по-русски. Признайтесь!

— Они убили его, и труп находится в офисе…

— Леня!

Осмотрев рентген-кабинет, отвинтив с моей помощью несколько шурупов и гаек, померив амперметром напряжение в нескольких проводах, произведя полдюжины арифметических действий в неопрятной пухлой тетради, Косогор сообщил мне пренебрежительно, что старую рухлядь покойного Шульмана «Барни энд Борис» покупать не будут.

— Нет смысла. Оборудование изношено до предела. Механическая часть еще ничего, но электронная… — Косогор сплюнул чуингам в ладонь и предложил вдове поставить на квитанции с шапкой «Барни энд Борис» ее подпись.

Вдова было отказалась, испугавшись, что мы желаем ее каким-либо образом обмануть, но я, отведя в сторону латиноамериканского ебаря, заверил его, что фирма купит аппаратуру непременно, и вдова уступила тройному нажиму. Подписала.

Именно за освидетельствование они и платили Косогору двадцать долларов в час. Оказалось, что подобно старому ветеринару, способному, всего лишь приложив ухо к грудной клетке коровы или лошади, определить, какая у животного болезнь, или, покопавшись в коровьем душистом дерьме, определить по цвету дерьма, что у коровы с желудком, прибывший из Симферополя через Рим Косогор разбирался в здоровье медицинских машин. Покружив вокруг докторского оборудования, поскребя здесь и там, приложившись клеммами допотопного симферопольского амперметра с разбитым стеклом к паре проводов, он мог уверенно сказать, стоит или не стоит приобретать облупленного монстра. Оказалось, что Косогор обладает редчайшей в Соединенных Штатах профессией, что Косогоров в Штатах раз, два да и обчелся, и они ценятся на вес золота.

— Если бы я хорошо говорил по-английски, они бы мне платили двадцать пять в час как миленькие, — утверждал Косогор.

А разница между докторским оборудованием России и Америки была, оказывается, для доктора Косогора не важнее различия между коровами двух стран.

Методы его были грубыми. И в этом он тоже походил на ветеринара. Мы устанавливали в новенький офис рентген-аппаратуру, закупленную у «Барни энд Борис» с чрезвычайно обольстительно выглядевшим доктором-хайропрактером.[3] Высокий, с полуседой бородкой и усами, по-жуирски подкрученными вверх, бывший лейтенант-кёнел Эрнест Уайтхолл напоминал Дьявола или Дракулу.

— Я тебе клянусь, Едуард, — смеялся Косогор, стоя на коленях и завинчивая громадным ключом головку болта, — этот миленький офис доктор добыл совсем не тем, что разминал спины больным. Он размял какой-то богатой бабе совсем другое место! Вот, учись у доктора, как надо действовать. А ты что? — Леня никогда не упускал случая поучить меня, как нужно жить. — Статьи твои никто не принимает. Стихи твои никому на хуй не нужны. И роман твой никто не хочет печатать… Хуем надо работать в этой стране, если не можешь мозгами.

— Что же вы-то руками работаете?

— Я уже старый. Это ты — молодежь… Я моим хуем кое-что еще могу сделать, но вот такой офис на углу 57-й и Бродвея — мне слабо хуем заработать.

— Сами себе противоречите. Доктор Уайтхолл вашего возраста, Леонид.

— Он, блядь, — котяра откормленный. Ему бы фронт пройти, как я, окружение, потом еще десять лет лагеря. Его бы и в живых давно не было… — Вспомнив об окружении в лагере, Косогор посуровел и решил подтянуть мою дисциплину. — Ну-ка, бля, давай ложись, докручивай болт, лодырь! Сидишь тут…

Я взял у него ключ и лег на пол.