Обыкновенные инциденты

— И правильно, — поддержал я. — Почему все должны как безумцы вкалывать? Почему предполагается, что вкалывать — это хорошо? И в Союзе все бессмысленный труд восхваляли, и здесь Трудолюбие — главное достоинство. Трудись как идиот, на склоне лет очнешься — а жизни нет. Ебаный белый человек, Леня, умудрился испортить жизнь всем остальным людям на планете. Всем навязал свой способ жизни. А черным, да и многим русским, приятнее жить беднее, но не спеша, с бутылочкой, на солнышке… Если бы статистику провели, попытались узнать, кто счастливее, какой народ, я думаю Гарлем или ваш Симферополь, где тоже народ не очень-то разбежался вкалывать, оказались бы счастливее…

— Тебе лишь бы не работать, лодырь, — Леонид ухмылялся, глядя на меня снизу вверх, из-под кепки, стоя на коленях у стены, — ты тут же теорию придумаешь, базу подведешь.

— А на хуя мне работать? — сказал я. — Рокфеллером я все равно не смогу стать. Автомобиль мне на хуй не нужен при моей близорукости. Да и если его заиметь, куда бы на нем ни поехал, везде будут все те же Соединенные Штаты…

Барни смотался на неделю в Бразилию и пригнал оттуда кораблем тысячу пятьсот велосипедов. Велосипеды сгрузили в барак «Б энд Б». Барни ходил вокруг велосипедов, забитых в рамы по десять штук в каждой, довольный. Мы с Косогором возились поблизости. Косогор пытался собрать из двух никуда не годных рентгеновских аппаратов один годный.

— Вот спекулянт ебаный, — ворчал Косогор, копаясь в груде старого железа. — Смотри, как надо, учись! Он ведь поехал в Бразилию для удовольствия, не по делу, повидать сестру. В отпуск вроде. Но сориентировался, что там вело ни хуя не стоит, и пожалуйста, закупил полторы тыщи! Во как надо! А ты!

— Я? Я собираюсь занять у вас пять долларов, Леонид.

— Опять все деньги на девок растратил, пиздюк? Тебе ж Барни только на той неделе чек дал.

— Леня, вы что ожидаете, что я вечно на сто шестьдесят долларов буду жить? За телефон заплатил, за электричество. За квартиру опять нужно платить.

— А на хуя ты живешь как барин один в трехкомнатной квартире? Снял бы себе студию, вот и не нужно было бы надрываться.

— Так получилось. И в трехкомнатной у меня настроение всегда прекрасное. В трущобу же забираться опять, ну его на хуй! Я три года в дерьмовых отелях прожил!

— М-да, философия у тебя… — Косогор отбросил лом, которым он, пыхтя, пытался перевернуть станину тяжелого рентгеновского ложа. — Вот, еби их мать, делали аппаратуру в пятидесятые годы. С места не сдвинешь! Крепкая, правда, износу ей нет!

Из серого квадрата открытых в природу ворот появился толстый Борис, весьма озабоченный.

— Леонид! И ты, Эдвард, зайдите в офис, пожалуйста!

Леонид вытер руки тряпкой, снял бейсбольную шапочку, убрал маскировочный хвост волос со лба на лысину. Опять надел шапочку. Пересекая барак, мы последовали за Борисом.

— Садитесь! — сказал нам толстяк, уже занявший свое место за столом.

Мы сели. Я сел нормально. Косогор сел шумно и нагло, проелозил, садясь, стулом по полу. Сел так, как, по его мнению, должен садиться пролетарий, эпатируя грязным рабочим комбинезоном и руками в машинном масле презренных бюрократов завкома, профсоюза и дирекцию завода.

— Леонид, по твоей же просьбе мы договорились, что будем платить тебе раз в месяц, ты сказал, что так тебе удобнее. Вчера ты представил нам фактуру, по которой мы должны выплатить тебе мани за четыреста рабочих часов! Эдвард, переведи пожалуйста!

Я перевел. Косогор самодовольно улыбнулся.

— И они мне их выплатят, бляди, до копеечки, я с них не слезу, пока не выплатят… Но ты этого не переводи. Сейчас они начнут меня уговаривать…

— Мы подсчитали, и получается, что, судя по твоей фактуре, ты работал в среднем 96 часов в неделю! Это слишком много, Леонид, ведь в неделе всего 168 часов. — Борис глядел на Леонида очень серьезно.

Барни, сидящий в кресле у окна, напротив, улыбался.

— Леонид, — сказал он, — девяносто шесть часов в неделю — это семь дней по тринадцать часов в день! Даже в девятнадцатом веке никто не работал по тринадцать часов в день. Даже рабы на плантациях!

— Я записал все как было, — твердо сказал Леонид. — Переведи. И за каждый час отчитался, между прочим. Там везде стоит, какую работу я выполнял и сколько на нее затратил времени.

— Записал, — согласился Борис. — Но давай разберемся, Леонид… — Борис заглянул в бумаги. — У тебя, к примеру, записано: «Три часа на дорогу от Централ Айслип до Гарлемского госпиталя!» Но это абсурд. От нас до Гарлемского госпиталя на Ленокс-авеню возможно добраться за тридцать минут!

— Я не могу мчаться сломя голову, как вы. Мне моя жизнь дорога. Я езжу со скоростью, с которой безопасно ездить. Плюс я должен был заехать за ним! — Косогор указал пальцем на меня, как мать-родина на потенциального добровольца.

— Но мы не можем платить вам за время, которое уходит у вас на дорогу, по двадцать долларов час, ребята! Договаривайтесь встретиться на полпути. Двадцать долларов в час — это очень большие деньги, Леонид!