Обыкновенные девчонки

— Отставить! — сказал Петр Николаевич. — Явиться по форме.

Витя понял, с удовольствием отбежал к двери и, приложив пухлую ручонку к вязаной шапочке, отрапортовал:

— Се’жант Козы’ев явился!

Букву «р» маленький сержант еще не выговаривал.

В другое время Катя и Аня так и бросились бы к Вите — они обе очень любили маленьких, — но сейчас им было не до того.

— А меня тетя Женя привела! — объявил Витя. — Тетя Женя, ночевай у нас!

— Не «ночевай», а «ночуй», — поправила мальчика тетя Женя и, посмотрев на Катю и Аню, спросила: — Пришли вашу учительницу навестить? А родители за вас не беспокоятся?

— Нет, — ответили девочки.

— А уроки вам не надо делать?

— Нет, мы уже все сделали.

Петр Николаевич улыбнулся и посмотрел на Людмилу Федоровну:

— А ты, Люся, не устала?

Людмила Федоровна покачала головой, но Катя поняла, что она устала. Она даже с трудом сняла с Вити его пушистую курточку. Весь красный, вспотевший, со взъерошенным светлым хохолком, он остался в легкой голубой рубашечке.

— Мама, это чьи девочки? Твои? — спросил Витя.

Людмила Федоровна ответила ему кивком головы, а Катя совсем смутилась.

«Еще считает нас своими, — подумала она, — а мы-то! Мы-то!..»

— Ну, нам пора, — сказала Катя решительно.

Витин папа помог девочкам снять с вешалки их пальтишки, открыл дверь и сказал:

— Ну, веселей, товарищи! Не унывайте!

Когда Катя и Аня остались наконец одни — на площадке лестницы, — они посмотрели друг на друга и сначала не могли выговорить ни слова, а потом Катя сказала:

— Ужасно! Что теперь делать? Ах, Аня, как это на нас такая глупость нашла?

— Да ты про что? Про Анну Сергеевну или про Людмилу Федоровну? — спросила Аня.

— Про обеих! — твердо сказала Катя. — Неужели ты не понимаешь, Аня, что получилось? Анну Сергеевну мы обидели, Людмилу Федоровну подвели!

— Ну чем же это мы ее подвели? — удивилась Аня.

— А тем! — сердито сказала Катя. — Ты что, ничего-ничего не поняла про честь полка? Ну вот представь себе — будет педсовет. Спросят Анну Сергеевну: «Как ваш класс?» Она скажет: «Прежняя учительница распустила их. Они плохо учатся, грубят, вести себя не умеют». Что, приятно это будет Людмиле Федоровне? Слышала, как на нее из-за нас родной муж кричал?

— Слышала, — шепотом сказала Аня.

— То-то и есть.

Катя присела на край холодного, под мрамор, подоконника и стала постукивать пальцами по запыленному стеклу.

— Вот что, Аня, — вдруг сказала она решительно. — Давай дадим друг другу клятву, что с завтрашнего дня всё начнем по-другому.

— Да что — все?

Катя слегка прищурилась.

— Ну как тебе объяснить?.. — медленно сказала она. — В общем, начнем по-другому жить, избавимся от всех своих недостатков.

— У тебя нет никаких недостатков, — сказала Аня. — Это и моя мама всегда говорит.

— Ну да, «нет»! — усмехнулась Катя. — У нас дома всегда говорят наоборот, что их слишком много. И я даже сама знаю — какие. Так вот, дадим сейчас же, тут, перед дверью Людмилы Федоровны, честное пионерское, что все переделаем. Ведь мы же пионерки!

— Конечно, — серьезно сказала Аня.

Катя вскочила с места и, перегнувшись, посмотрела вниз, потом, закинув голову, поглядела наверх. На лестнице было тихо и пусто.

— Никого! — сказала Катя. — Давай, Аня, скорей поклянемся, пока никого нет. И чтобы клятва была крепче, давай под салютом!

Аня, не отрываясь, смотрела на свою подругу. Она подняла ладонь, готовая повторить за Катей все слова клятвы.

— Даю честное пионерское, — торжественно начала Катя, четко выговаривая каждое слово, — с завтрашнего дня начать всё по-другому…

— Даю честное пионерское, — повторила Аня, — с завтрашнего дня начать все по-другому…

И, глядя друг другу прямо в глаза, девочки твердо и отчетливо произнесли вместе:

— Честное пионерское!

Всё по-другому

В этот вечер Катя, прежде чем лечь спать, вырвала из общей тетради, которую ей в начале года подарила Таня, двойной листок и села записывать все недостатки, от которых ей надо избавиться. «Какие же у меня недостатки? — думала она, положив на кулак подбородок. — Что я, врунья? Нет! Хвастунья, воображала? Тоже нет. Трусиха? Не знаю… Кажется, тоже нет… Может быть, подлиза? Ну уж чего нет, того нет!»

Тут она несколько смутилась: «Что ж это, выходит, что Аня права? У меня нет никаких недостатков? А как же бабушка всегда говорит, что я упрямая, непослушная, даже дерзкая? Вот это, наверно, и есть мои недостатки, — Катя стала считать по пальцам: — упрямство, дерзость…»

Но почему-то больше ничего не приходило ей в голову.

«Ну вот что, — решила она наконец, — не буду записывать недостатки, а лучше запишу, что надо делать и чего не надо. Начну со школы. Нет, лучше начну с домашних дел. Они как-то полегче».

Она обмакнула перо и на первых двух строчках записала то, что прежде всего пришло ей в голову:

1. Не буду дразнить Мишу.

2. Буду помогать дома по хозяйству.