Обыкновенные девчонки

Нет, и так не годится. Бабушка скажет: «Ай, моська! Знать, она сильна, что лает на слона!» А потом и начнет, и начнет: «Ты что ж это, Катерина, умней всех быть хочешь? Учительницу учить вздумала! Завтра же повинись!»

Бабушка опять оглянулась на внучку:

— Ты что там шепчешь? Уроки, что ли, повторяешь?

Катя покраснела и отвернулась:

— Да, повторяю. Нам наизусть задано…

Бабушка с сомнением покачала головой:

— Вот я тебе сейчас температуру смерю.

И, подойдя, прикоснулась губами к Катиному лбу. Катя почувствовала вдруг такую нежность к ее маленьким рукам со вздувшимися жилками, к полосатому переднику, к ее старческим губам.

— Нет, ничего, бабусенька, — сказала Катя, — у меня нет жара. А только у нас в классе беда: учительница новая.

И она, уже не выбирая слов, рассказала бабушке и о том, что сегодня пришла к ним новая учительница, и о том, какая она строгая, требовательная, даже придирчивая, и о том, как недовольны все девочки и как было шумно на уроках. Не рассказала Катя только о самом главном — о том, что она сказала Анне Сергеевне: «несправедливо». И потому, что самое главное она утаила, ей нисколько не стало легче от этого рассказа.

Бабушка слушала Катю серьезно, не перебивая, потом отставила сковородку на край плиты и спросила:

— Не пойму я, Катенька, чего вы хотите? Чтобы больная учительница вернулась на работу? Или чтобы сама начальница пришла вас учить?

— Какая начальница? — сказала Катя с досадой. — У нас директор Вера Александровна, а не начальница.

— Ну, пусть — директор. Что же, ей бросить все дела и заниматься с одним вашим классом?

— Да нет! — сказала Катя. — Вовсе мы этого не хотим. У нас директор не ведет уроки.

— Ну вот видишь, — бабушка с удовлетворением кивнула головой. — И не ведет даже. Так скажи на милость: чего ж вы добиваетесь? Чем недовольны? Ну, пришел к вам новый человек — может, лишнюю нагрузку на себя берет, работает без отдыха, а вы — свое: «Подавай нам Людмилу Федоровну, не желаем Анны Петровны!»

— Какой еще Анны Петровны! — сказала Катя. — У нас же Анна Сергеевна!

— Ну пусть — Анна Сергеевна. Так вот, что же получается? Пришла она к вам, хочет вас уму-разуму научить, а вы как ее встретили? Шумом-гамом? Красиво, нечего сказать! Теперь, может, Анна Ивановна и сама учить вас не захочет.

— Да какая там Анна Ивановна! — ужаснулась Катя. — Анна Сергеевна!

— Ну хотя бы и Сергеевна. Пусть хоть Терентьевна, Дементьевна — не в этом дело. Хотите учиться — учитесь, а нет — оставайтесь неучами.

Бабушка сурово взглянула на Катю и опять отошла к плите, а Катя задумалась. Конечно, бабушка правильно сказала: «Чего вы добиваетесь?» И остаться неучем никто в классе не хочет. Даже Клавка Киселева. Но у бабушки всегда все получается как-то уж слишком просто. А в жизни оно не так.

Катя отошла от стола и грустно присела в уголке на табуретке. Ей и самой трудно было теперь понять, как же все это случилось. Ведь не думали же они, в самом деле, прогнать Анну Сергеевну и заставить вернуться больную Людмилу Федоровну! Все вышло как-то само собой… Ах, если бы этого не было! Если бы сегодняшний день еще не наступил, а было бы вчера! Катя бы как-нибудь сдержалась, и все обошлось бы хорошо… Да нет! Недаром бабушка так любит пословицу: «Сболтнется — не воротится».

— Иди-ка переоденься, — сказала бабушка, — скоро обедать будем.

— Сейчас…

В эту минуту в кухню вбежал Миша.

— Нарисовал картину! — крикнул он весело. — Смотрите, только сначала вытрите руки!

Он сунул бабушке альбом. Она мельком взглянула и, хотя все еще, видно, была недовольна Катей, не могла не улыбнуться. Катя тоже посмотрела и, как ей ни было сейчас грустно, невольно засмеялась.

Рисунок изображал дом с трубой. Над домом висело огромное красное солнце, а по направлению к дому, держась за руки, похожие на палки, шли два человечка: один — повыше, другой — пониже.

— Это что за мурзилки? — спросила бабушка.

— Какие мурзилки? — недовольно сказал Миша. — Это мы с тобой в школу идем. Первого сентября. Вот я, а вот ты.

— А что это за большая желтая нога? — спросила Катя.

Миша возмутился:

— Это совсем не нога! Это дорога. Бульвар.

— А почему у этого человечка в руке чемодан?

— Это не чемодан! Это портфель. Это я несу портфель.

Бабушка посмотрела на Катю и сделала ей знак глазами, чтобы она не смеялась.

Катя перевернула страницу альбома:

— Вот это получилось прямо замечательно! Смотри, бабушка, это Мишин класс. Особенно хорошо окна нарисованы.

Бабушка посмотрела и одобрительно кивнула головой:

— Хорошо, Мишенька, очень хорошо!

В альбоме, вдоль всей страницы, были нарисованы густо заштрихованные черным карандашом треугольники парт. За партами торчали какие-то не то человечки, не то зверьки с острыми мордочками. А перед ними стояло странное, тоже треугольное, существо с острым носом, в черной юбке и в синей кофте колоколом. Странное существо писало на доске своей единственной рукой, похожей на палку, такие же длинные палки, только загнутые книзу.

— Это что за чучело? — спросила Катя. — И почему у него только одна рука?