Обыкновенные девчонки

— Я еду добровольно, мама. Я не могу иначе. О Ежике ты позаботишься лучше меня. Прости, что я оставляю тебе эту заботу.

Мать молча смотрела на Гулю, словно не понимая ее слов. Потом спросила тихо, даже не пытаясь спорить:

— Когда же ты едешь?

— Эшелон отправляется через полтора часа. Но в штабе нужно быть еще раньше.

И, стараясь говорить как можно веселее, она прибавила:

— Испеки мне, мамочка, на дорогу оладушек!

Потом она подошла к плетеной кроватке. Ежик уже не спал, а стоял во весь рост, держась за спинку кровати, и топтал одной ногой подушку.

— Мама! — сказал он баском и весь потянулся к Гуле.

Всего только третий или четвертый раз в своей жизни произнес он это слово «мама».

Гуля почувствовала, что еще немного, и слезы потекут у нее из глаз. Молча взяла она Ежика на руки и села с ним к окну.

Пока мать собирала ее в дорогу, она держала Ежика на коленях и долго смотрела на него. Ежик хмурил белые брови, трогал звездочку на маминой пилотке и что-то говорил на своем собственном, непонятном языке. А Гуля старалась получше запомнить его ручки с крохотными ноготками, круглый выпуклый лобик, затылочек со светлыми нежными волосиками.

Вот они, последние минуты дома…

Снова и снова вставало перед глазами то утро, когда она подошла к дверям белокаменного двухэтажного здания. Там помещался штаб только что сформированной 214-й стрелковой дивизии.

Совсем еще недавно в этом самом доме была школа. В классах шли уроки, на переменах в широких коридорах стоял веселый разноголосый гул…

Неожиданно Гуля увидела того, кого поджидала: командира дивизии генерала Бирюкова. Он выходил из машины. Это был красивый, плотный человек лет сорока. Гуля уже несколько раз видела его на концертах агитбригады. Ей запомнилось, с каким вниманием он слушал ее, когда она, выступая в воинских частях, читала стихи или пела и как долго он потом ей аплодировал.

— Товарищ генерал, — сказала Гуля, подойдя к нему у самых дверей штаба, — разрешите обратиться к вам с просьбой. — И, собравшись с духом, добавила: — Я хотела бы записаться добровольцем на фронт.

Генерал пристально на нее посмотрел.

— На фронт? — спросил он с удивлением. — Зачем? Здесь, в тылу, тоже нужны люди.

— Я знаю, — сказала Гуля твердо, — но я так решила.

Генерал пытливо посмотрел на нее.

— Что же мы стоим у дверей? — сказал он. — Зайдемте в штаб и там поговорим.

Они оба поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по школьному коридору. На дверях еще сохранились дощечки с надписью:

5-й класс «А», «Б», «В»…

Генерал открыл дверь с надписью: «Учительская».

Комната была уже почти пуста. Должно быть, ее только что освободили от школьной мебели и не успели обставить. Канцелярский стол, несколько стульев, телефон на столе — вот и все, что здесь было. Гуле представлялось, что она здесь увидит карты военных действий, но над столом висела только одна карта — Башкирии.

А с простенка между двумя широкими окнами смотрел на Гулю — как будто испытующе и пристально — Ленин…

Генерал пододвинул ей стул и спросил спокойно и участливо:

— Ну, зачем же вам, голубушка, обязательно на фронт?

— Я хочу отомстить, — сказала Гуля, стараясь говорить как можно тверже и короче. — За Киев, за погибшего мужа, за детей, которых расстреляли в Анапе, за все…

Генерал слушал ее с приветливым и дружелюбным вниманием. И Гуле на минуту представилось, какой он был в мирное время, еще совсем недавно. Неторопливый, очень спокойный, с тихим голосом, он, наверно, мог часами просиживать где-нибудь на берегу с удочкой…

«Такой простой, доступный человек — и командир дивизии, — мелькнуло у нее в голове. — И по всему видно — сердечный. Нет, не возьмет на фронт. Пожалеет…»

Командир молчал. Он колебался.

— Вы поймите, — сказал он наконец, — мы не можем брать людей со стороны. Не имеем права. Нам их дают военкоматы. По нарядам.

И, помолчав, он добавил:

— И ведь для службы в армии нужна специальность.

— У меня есть специальность! — подхватила Гуля. — Я медсестра. В госпитале работала… Товарищ генерал, я понимаю, что все это не так просто, понимаю, на что я иду. Но я не могу иначе! Поверьте мне — не могу!

И генерал поверил. Поверил, что это не легкомыслие юности, не минутный порыв, а продуманное и прочувствованное решение.

— Ну что с вами поделаешь! — чуть вздохнув, сказал он. — Идите в районный военкомат. Заявление подайте. Документы. А когда оформитесь, приходите ко мне еще раз…

…И вот все уже позади. Гулю зачислили в медико-санитарный батальон и к тому же приняли в агитбригаду политотдела дивизии как артистку. Она едет на фронт вместе с агитбригадой.

— Ну, дорогая, — сказала она, вставая, — мне пора. До нашей встречи в Киеве!

И, передав Ежика матери, обняв ее, она взяла в руки небольшой сверток, который мама наспех собрала ей в дорогу, и пошла. У двери она еще раз обернулась, зажмурилась и, круто повернувшись, почти побежала бегом.