Обыкновенные девчонки

— Нужно вот так выпрямиться, — сказала она, — и, не сгибаясь, упасть вперед. Тогда ты обязательно войдешь головой в воду.

— Я так не смогу, — проговорила Гуля. — Это очень страшно — падать вниз головой.

— Научишься — и не будет страшно, — сказала Олеся.

И, не сгибаясь, словно ей это ничего не стоило, она легко, всем корпусом, наклонилась вперед и полетела… Миг — и она вошла головой в воду.

— Ой! — вскрикнула Гуля и даже зажмурилась.

Но Олеся уже выходила из воды как ни в чем не бывало. Теперь прыгать нужно было Гуле. «Сверну шею, убьюсь!» — подумала она, но сдержалась и ничего не сказала.

Выпрямившись, она замерла в ожидании команды.

— Прыгай! — крикнула Олеся.

У Гули задрожали колени. С шумом и плеском врезалась она в воду.

— Ничего, неплохо, — сказала Олеся, когда Гуля, отряхиваясь на ходу, поднималась наверх из бассейна. — Только не надо отталкиваться ногами, когда падаешь. Ну-ка, давай еще разок.

И тренировка началась. Когда Гуля научилась входить в воду не сгибаясь и без толчков, Олеся сказала:

— А теперь будешь прыгать солдатиком.

— Как — солдатиком? — удивилась Гуля и подумала: «Вот хорошо! Это, наверно, как раз от меня и потребуется».

Олеся снова стала лицом к воде, приложила руки к бокам так, как если бы руки у нее были припаяны к туловищу, и прыгнула в воду ногами вниз.

Гуля опять на мгновение закрыла глаза. Но Олеся, живая и невредимая, уже выходила из воды.

Гуля молча подошла к краю площадки. Выпрямившись, она застыла, словно вылитая из металла, и, как только раздалась команда «прыгай», она оторвалась от площадки и полетела вниз…

— Добре, — сказала Олеся, встречая Гулю на ступеньке бассейна. — Научишься — будешь прыгать ластивкой.

— Ласточкой! — обрадовалась Гуля. — А скоро это будет?

— Что, не терпится? Всему свое время. И птицы тоже не разом научаются летать.

— А мне бы нужно разом, — сказала Гуля.

Но «разом» ничего не делается. Дни проходили один за другим в спортивных упражнениях и в подготовке к экзамену. И все это надо было делать незаметно, между прочим, чтобы никто не догадался о Гулиной тайне.

И вот наконец наступил долгожданный день. Выйдя из дому, Гуля сама почувствовала, что держится теперь как-то по-другому, чем прежде. За последний месяц она выпрямилась и подтянулась.

На углу ее ждала Мирра Гарбель. Мирра была единственным человеком, которого Гуля посвятила в свою тайну.

— Ну почему им меня не принять? — рассуждала Гуля, шагая рядом с Миррой и по-мужски поддерживая ее под руку. — Как ты думаешь, Мирра, ведь примут? Здоровье — слава тебе господи. Мама говорит, что, когда мне исполнился всего один год, я уже получила премию за здоровье.

— А ты же потом болела, — напомнила Мирра.

— Ну когда это было! — сказала Гуля. — Было, да прошло. В санатории меня все-таки славно подлечили, спасибо Ольге Павловне. А выносливость у меня сама знаешь какая. Трусостью тоже как будто не отличаюсь. Да и с учебой теперь стало хорошо, почти отлично.

— Ну конечно, примут, — успокоила ее Мирра, но почему-то вздохнула.

Гуля пристально посмотрела на нее.

— Ты, видно, против?.. Не одобряешь?

— Я не хочу тебе мешать. Раз ты так решила, поступай. Но я бы на твоем месте пошла лучше в театральную школу. У тебя, наверно, талант…

— Вот еще! Какой там талант!

Гуля тряхнула головой и взялась за ручку большой, тяжелой двери. Мирра крикнула ей вдогонку:

— Ни пуха ни пера!

Поджидая Гулю, Мирра долго ходила по тротуару. Был яркий, солнечный день. Началась оттепель, и дворники лопатами сгребали с панелей потемневший, мокрый снег.

Мирре было чуточку грустно.

«Вот так люди на свете и расходятся, — думала она. — Теперь у Гульки начнется совсем другая жизнь. Пожалуй, и видеться не будем, не то что дружить. И почему ее так тянет к самому трудному?»

И Мирре вспомнились строчки из лермонтовского «Паруса»:

А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой…

Прошло больше часу. У Мирры озябли ноги. Солнце перешло на другую сторону, и повеяло вечером.

Наконец тяжелая дверь опять открылась. Со ступенек, стуча каблуками и весело переговариваясь, сбежало несколько юношей. Они зашагали по улице, четко отбивая шаг.

«Вот этих, наверно, приняли, — подумала Мирра. — А девочек что-то не видно. Неужели одна Гуля поступает в военную школу?»

И вот наконец дубовая дверь снова скрипнула, и на пороге показалась Гуля.

— Ну что? — спросила Мирра одними губами.

Гуля махнула рукой.

— Нашли в глазах что-то, — сердито буркнула она. — Всю жизнь видела замечательно, даже в театр бинокля не брала, а тут заставили чуть ли не за целую версту какую-то бессмысленную чепуху читать — набор букв: «а»… «щ»… «ы»… Даже «ять» и «фита», кажется… Знала бы, что эти таблицы там вывешены, вызубрила бы их заранее наизусть… И все тут.

— А где бы ты их взяла? — засмеялась Мирра.

— Ну, где-нибудь раздобыла бы. У любого глазника — у Остроухова или у Финкельштейна.

— Да ведь у каждого глазника может быть своя таблица, — сказала Мирра. — Я-то это хорошо знаю.

— А ты, кажется, радуешься, что меня не приняли? Вон, даже повеселела. Хороша подруга!