– А мне, девушки, ничего сегодня не было? – спросила Люда, входя в дежурку и с одного взгляда заметив письма в руках подруг.
– Тебе завтра будет, – ответила Гуля. – У меня такое предчувствие.
– Ну, смотри же, чтоб было письмо! А то мне на вас глядеть завидно. Вон вы какие сегодня веселые! Ну, хоть расскажите мне ваши новости, если уж у меня своих нет.
И все три девушки, усевшись у огня, принялись опять и опять перечитывать домашние письма.
Уже время клонилось к вечеру и казалось, что день так и пройдет спокойно, без боя, как вдруг неожиданно где-то затрещала пулеметная очередь, застрочили автоматы. Началась перестрелка. По боевой тревоге Гуля и Ася встали, оделись, перекинули через плечо свои санитарные сумки и вышли из землянки.
К ночи бой утих.
По степи, белой от инея, пробиралась, объезжая окопы и траншеи, санитарная машина. Санитары вытащили из машины носилки. Люда в халате поверх шинели выбежала встречать раненых. Еще издали она услышала голос Гули:
– Осторожней, осторожней, не трясите!
Носилки, слегка покачиваясь, двинулись по направлению к крыльцу. Люда привычно наклонилась и заглянула в бледное лицо раненого.
– Ася!
Гуля молча кивнула ей головой.
– Думаешь, серьезно?
– Мгм… – не разжимая губ, ответила Гуля.
Больше они между собой не говорили. Нужно было делать обычную работу – принимать, перевязывать раненых. А в это время хирург медсанбата делал Асе операцию. Медлить нельзя было – положение оказалось очень серьезным.
И вот операция кончена. Ася неподвижно лежит на койке. Гуля и Люда не отрываясь смотрят на ее похудевшее сразу лицо, на большие блестящие глаза.
– Девушки, – с трудом говорит Ася и облизывает сухие губы, – что они говорят? Я выживу?
– Ну конечно! – отвечает Гуля уверенно и спокойно.
Ася переводит на нее лихорадочный взгляд.
– Да, да, Асенька, самое страшное уже позади. Какой ты молодец у нас! Доктор говорит – ты героиня!
Ася чуть улыбается одними губами.
– Нет, я не героиня… Я только терпеливая…
– Это и есть настоящий героизм!
Гуля наклоняется к Асе, уловив какое-то легкое движение ее ресниц.
– Что, Асенька, что?
– Мне очень хочется жить, быть с вами! Я ведь все время была с вами! – тихо, почти беззвучно говорит Ася. – Но если я умру…
– Не надо так думать, милая, – прерывает ее Гуля. – Лежи тихонько, не шевелись.
– А где Люда? – спрашивает Ася.
Но Люды возле койки нет. Она не выдержала и выбежала за дверь – плакать.
– За лекарством пошла, – не теряясь, говорит Гуля.
– Пускай вернется скорее, – шепчет Ася.
Люда и в самом деле скоро возвращается, но Ася уже не видит ее.
Она говорит что-то невнятное, просит помешать угли в печке, называет имена каких-то незнакомых людей, зовет маму. Потом она совсем затихает. До рассвета Гуля и Люда по очереди дежурят у ее койки. А ранним утром, накрыв простыней умершую Асю, они тихонько выходят в морозную синеву.
Где-то тяжело ухают орудия. Начинается новый день войны.
– Вот и нет нашей Аськи… – говорит Люда и вытирает рукавицей мокрые щеки.
– Как это нет? – строго и даже гневно перебивает ее Гуля. – Надо уметь помнить! Помнить все – каждое слово, каждое движение, каждый стон… Она отдала жизнь вот этой земле, нам, жизни… А ты говоришь – ее нет!
Люда с удивлением посмотрела на Гулю.
– Это правда, – сказала она робко. – А все-таки…
– Я сама знаю, что все-таки!..
И, закрыв глаза ладонями, Гуля бегом побежала к землянке по хрусткому снегу.
Двойной праздник
Выпавший в конце октября снег быстро растаял, и наступившая было зима снова сменилась темной осенью.
Настал канун двадцать пятой годовщины Октября…
Ночью разыгралась буря. Ветер, казалось, совсем сошел с ума. Он сшибал с ног, пронизывал до костей. Пробираясь в густом мраке по черной, ухабистой, взъерошенной земле, Гуля возвращалась к себе в роту вместе с Кадыром Хабибулиным, уже оправившимся от своей раны, и другим бойцом того же подразделения, Митей Грещенко.
Все трое шли молча, ощупью, стараясь ступать как можно тише. А сверху лило, и вода хлюпала под сапогами и в сапогах.
Гуле казалось, что они никогда не выберутся из этого мрака и холода, и ей хотелось крепче сжать руку товарища, чтобы снова ощутить живое тепло, почувствовать, что еще есть на земле жизнь.
Точно в ответ на ее мысли, большая рука Кадыра нащупала ее руку в темноте и уверенно потянула куда-то вправо.
– Айда за мной, – сказал Кадыр. – Пришли.
Гуля ощутила под ногами ступеньку, вырытую в земле, и стала спускаться вслед за Кадыром. Сзади шел Грещенко.
Кадыр открыл дверь, и веселый огонек коптилки, как крошечный маячок, блеснул перед глазами. Пахнуло жилым теплом.
Все трое, нагнув головы, один за другим вошли в землянку. Там уже спали – кто на нарах, кто на полу на сене, накрывшись полушубками и шинелями. Не спал только один паренек. Он возился у печки.
– Ну как? – спросил он, снимая с огня закипевший чайник. – Живы?
– Сам видишь, – ответил Кадыр.
– Удалось?
– Еще как!
Гуля выжала на себе юбку и, присев на край скамьи, стала стягивать с ног отяжелевшие от воды сапоги.
– Еще как удалось! – повторила она и негромко засмеялась: – Вот рассветет – полюбуетесь!