Обыкновенные девчонки (сборник)

– Что, не терпится? Всему свое время. И птицы тоже не разом научаются летать.

– А мне бы нужно разом, – сказала Гуля.

Но «разом» ничего не делается. Дни проходили один за другим в спортивных упражнениях и в подготовке к экзамену. И все это надо было делать незаметно, между прочим, чтобы никто не догадался о Гулиной тайне.

И вот наконец наступил долгожданный день. Выйдя из дому, Гуля сама почувствовала, что держится теперь как-то по-другому, чем прежде. За последний месяц она выпрямилась и подтянулась.

На углу ее ждала Мирра Гарбель. Мирра была единственным человеком, которого Гуля посвятила в свою тайну.

– Ну почему им меня не принять? – рассуждала Гуля, шагая рядом с Миррой и по-мужски поддерживая ее под руку. – Как ты думаешь, Мирра, ведь примут? Здоровье – слава тебе господи. Мама говорит, что, когда мне исполнился всего один год, я уже получила премию за здоровье.

– А ты же потом болела, – напомнила Мирра.

– Ну когда это было! – сказала Гуля. – Было, да прошло. В санатории меня все-таки славно подлечили, спасибо Ольге Павловне. А выносливость у меня сама знаешь какая. Трусостью тоже как будто не отличаюсь. Да и с учебой теперь стало хорошо, почти отлично.

– Ну конечно, примут, – успокоила ее Мирра, но почему-то вздохнула.

Гуля пристально посмотрела на нее.

– Ты, видно, против?.. Не одобряешь?

– Я не хочу тебе мешать. Раз ты так решила, поступай. Но я бы на твоем месте пошла лучше в театральную школу. У тебя, наверно, талант…

– Вот еще! Какой там талант!

Гуля тряхнула головой и взялась за ручку большой, тяжелой двери. Мирра крикнула ей вдогонку:

– Ни пуха ни пера!

Поджидая Гулю, Мирра долго ходила по тротуару. Был яркий, солнечный день. Началась оттепель, и дворники лопатами сгребали с панелей потемневший, мокрый снег.

Мирре было чуточку грустно.

«Вот так люди на свете и расходятся, – думала она. – Теперь у Гульки начнется совсем другая жизнь. Пожалуй, и видеться не будем, не то что дружить. И почему ее так тянет к самому трудному?»

И Мирре вспомнились строчки из лермонтовского «Паруса»:

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой…

Прошло больше часу. У Мирры озябли ноги. Солнце перешло на другую сторону, и повеяло вечером.

Наконец тяжелая дверь опять открылась. Со ступенек, стуча каблуками и весело переговариваясь, сбежало несколько юношей. Они зашагали по улице, четко отбивая шаг.

«Вот этих, наверно, приняли, – подумала Мирра. – А девочек что-то не видно. Неужели одна Гуля поступает в военную школу?»

И вот наконец дубовая дверь снова скрипнула, и на пороге показалась Гуля.

– Ну что? – спросила Мирра одними губами.

Гуля махнула рукой.

– Нашли в глазах что-то, – сердито буркнула она. – Всю жизнь видела замечательно, даже в театр бинокля не брала, а тут заставили чуть ли не за целую версту какую-то бессмысленную чепуху читать – набор букв: «а»… «щ»… «ы»… Даже «ять» и «фита», кажется… Знала бы, что эти таблицы там вывешены, вызубрила бы их заранее наизусть… И все тут.

– А где бы ты их взяла? – засмеялась Мирра.

– Ну, где-нибудь раздобыла бы. У любого глазника – у Остроухова или у Финкельштейна.

– Да ведь у каждого глазника может быть своя таблица, – сказала Мирра. – Я-то это хорошо знаю.

– А ты, кажется, радуешься, что меня не приняли? Вон, даже повеселела. Хороша подруга!

– Не сердись, Гуля, – сказала Мирра. – Я не то чтобы рада, но, по-моему, совсем не обязательно девочке учиться в военной школе. Ну подумай сама, почему тебе непременно нужна военная карьера?

– Да нет, совсем не в этом дело, – сказала Гуля. – Но ты понимаешь, мне иногда так трудно бывает жить. Я надеялась, что эта школа мне поможет… Приучит меня к настоящей дисциплине.

В это самое время мимо девочек быстро прошел военный в больших роговых очках.

– Видишь, видишь? – сказала Гуля так громко, что прохожий обернулся. – Военный – и в очках. Почему ему можно, а мне нельзя? Я говорила: «Если так, выпишите мне очки и примите в школу». А врач уперся – и ни за что.

Придя домой, Гуля легла в постель. Фрося звала ее обедать, но Гуля сказала только:

– Потом, Фросенька, – и повернулась лицом к стене.

К вечеру она уснула и сквозь сон чувствовала, как мамина рука осторожно щупает ей лоб. Гуле на минутку показалось, что она опять стала совсем маленькой и мама сейчас возьмет ее на руки.

– Ничего не болит, мамочка, – ответила Гуля, не дожидаясь вопроса, – не беспокойся. Полежу – и пройдет.

А что именно «пройдет», она и сама не знала.

«Как мне дальше жить? – думала Гуля, плотнее закрывая глаза и натягивая на плечи старый вязаный платок. – Мне уже пятнадцать лет, а я еще ничего, ничего не сделала хорошего, полезного. Сил хоть отбавляй, а куда их девать? Неужели опять на коньках, как проклятой, гонять все вечера? Уж лучше бы сниматься в кино. Все-таки настоящая работа. И потом, так трудно держать себя в руках, не срываться… Что бы такое придумать?