Обычный день

Розы распустились и цвели, становясь с каждым днем тяжелее и пышнее, и к концу августа наш сад был просто великолепен – в таком я и сама бы не отказалась умереть. Шарлотта все время была уставшей и вялой; она ненадолго выходила на улицу по утрам, а потом на весь день запиралась у себя в комнате, глядя на розы из окна и, по всей видимости, наедаясь щедрыми подарками от неизвестной подруги. Мне удавалось выводить ее на воздух всего на несколько минут, и в конце концов именно это ее доконало.

Мы позавтракали вместе, съели гречневые лепешки и деревенские колбаски, тосты и клубничный джем нашей Марты, и писем в тот день было немного: одно приглашение мне, на танцы; одно уведомление о продлении подписки и один чек на дивиденды для Шарлотты. Я спросила ее, не хочет ли она провести полчаса в саду, ведь нельзя сидеть целыми днями в доме.

– Что-то не хочется, – покачала головой Шарлотта. – Пожалуй, пойду прилягу.

– Ты не видела сад камней. Из твоего окна его не разглядеть. И ты не больна, чтобы валяться в постели как избалованное дитя; тебе нужно больше гулять.

Шарлотта вздохнула.

– Я очень устала, – сказала она. – Ненавижу ходить и стоять.

– Давай погуляем хотя бы полчаса?

Она пожала плечами.

– Спорить мне теперь труднее, чем соглашаться. Десять минут.

Ей было трудно ходить, и я взяла ее за руку. Мы вместе вышли в сад, к розам. Я убедилась, что поступаю правильно, когда Шарлотта остановилась и коснулась розы.

– Цветы в этом году прекрасны, – заметила она.

– Каждое лето они прекраснее, чем раньше. Такая у роз особенность.

Шарлотта засмеялась.

– Значит, следующим летом они будут так же прекрасны и без меня?

– Я посажу тебе розовый куст на могилу, – любезно пообещала я. – Пойдем, посмотрим сад камней.

Мы медленно спустились по тропинке мимо коттеджа, между рядами розовых кустов, мимо кухонного окна, из которого выглянула Марта, чтобы воскликнуть:

– Наконец-то! Давно пора было прогуляться!

Прошли мимо дома к саду камней, который мы с Шарлоттой когда-то устроили вместе и за которым этим летом я ухаживала сама.

– Ты слишком много времени тратишь на меня, – критично заметила Шарлотта. – Сколько сорняков…

– Я беспокоюсь о тебе, – слегка приобняв Шарлотту, сказала я, – куда больше, чем о саде. В следующем году…

– Энн, – произнесла Шарлотта будто бы против воли, удивляясь звуку своего голоса: – Энн, ты знаешь, что я оставила все это тебе?

– Что оставила, Шарлотта?

– Дом, и деньги, и все остальное. Я думала, ты знаешь.

– Мне кажется, об этом просто глупо говорить.

– Да, наверное. Я тут подумала, может, они не ошиблись, Нэйтан и тот другой доктор. Если, может быть, я не…

– Осторожнее! – крикнула я. – Змея! Шарлотта, берегись! – Я отпрыгнула от нее, крича: – Марта, Марта, помоги, змея!

Прибежала Марта и, запыхавшись, убила змею лопатой, а доктор Уэст сообщил мне потом, что, конечно, это была не гремучка, а безвредный садовый уж.

– Мне так жаль, – сказала я ему, – я все думаю, как мы стояли и разговаривали, так тихо и спокойно, и если бы я не теряла головы…

– Откуда вам было знать? – вздохнул он.

– Наверное, я боюсь змей так же сильно, как Шарлотта пауков. Но все же… я должна была прежде всего заботиться о Шарлотте. Если бы я только успела обо всем подумать…

– Это было неизбежно, – возразил доктор Уэст.

Хуже всего нам с Мартой пришлось, когда мы разбирали одежду Шарлотты. В некоторых карманах оставались шоколадные конфеты, а в одном кармане, в свитере, который она надела в то утром, я нашла записку: «Тебя выбрасывают из жизни. Докажи, что кое-что значишь». Эту, единственную, я написала не левой рукой, и потому я ее сожгла.

Один обычный день с арахисом

«Фэнтези и научная фантастика», январь 1955 г.

Мистер Джон Филип Джонсон закрыл за собой входную дверь и спустился по парадной лестнице, радуясь утру и чувствуя, что в мире все хорошо, и солнце светило, даря тепло, а новые стельки в ботинках были очень мягкими, и он знал, что, несомненно, выбрал правильный галстук, подходящий к солнечному дню и удобным ботинкам, и весь мир казался ему великолепным и замечательным. Несмотря на невысокий рост и галстук, возможно, чуть более яркого оттенка, чем следовало бы, мистер Джонсон излучал ощущение благополучия. Спустившись по ступенькам, он вышел на грязный тротуар и улыбнулся прохожим, а некоторые из них даже улыбнулись в ответ. Он остановился у газетного киоска на углу и купил газету, сказав с подлинной убежденностью продавцу и двум другим мужчинам в очереди перед ним: «Доброе утро!»

Не забыв набить карманы конфетами и арахисом, мистер Джонсон отправился по делам. У цветочного магазина он купил гвоздику в петлицу, однако почти сразу подарил цветок малышу в коляске, который остановил на нем неподвижный взгляд, а потом улыбнулся, и мистер Джонсон улыбнулся в ответ, а мама ребенка минуту сосредоточенно рассматривала мистера Джонсона и тоже улыбнулась.