Я откинулась на сиденье, глядя в личико девочки. Вспоминала, как много надо всего сделать. Первым делом договориться с тем врачом в гатчинском роддоме, которая помогла мне «родиться» официально. Для этого — сначала позвонить маме и попросить ее телефон. Потом накупить всего, что нужно младенцам: подгузники и одежду, бутылочки. Наверное, молоко, ведь младенцы пьют только молоко. И что надо придумать ей имя и фамилию. И вот еще что. Если за нами с Мирой все еще наблюдают, будет подозрительно, если у нас ни с того ни с сего появятся дети. Я покосилась на Ваню — он внимательно следил за дорогой, значит, редко садится за руль. Наверное, он будет не против дать ей свою фамилию, или, может, мы можем пожениться, просто так, на время. И надо решить, где мы с девочкой будем жить и как быть с теми заказами, которые есть, — их нельзя бросать, тем более теперь.
Ваня резко затормозил у светофора, и нас троих кинуло вперед. Девчонка открыла глаза, пискнула, но мгновенно заснула. Я перевела дыхание — не знала, что нужно делать, если она расплачется.
— Тебе нравится имя Катя? — спросила я у Вани, когда мы тронулись.
— Не знаю, — ответил он после недолгого молчания, — имя как имя. Нормальное.
Мы снова замолчали. Повернули на Жуковского, по том на Лиговку. Лиговка заполнялась машинами. В них обычные люди ехали на работу, везли детей в школу. Картинки повседневной жизни и среди них — мы. На меня обрушилось отличное настроение. Было двадцатое апреля, половина десятого утра, солнечно. Мы везли искусственную девочку в Гатчину, и я была уверена, что поступаю правильно и что в конце концов все сложится хорошо.