– Ну что ж, нельзя так нельзя, – вздохнул Дорохов. – А жаль. Думаю, тот, кто съел эти конфеты, нас с Киселевым очень заинтересует. А вы, Анна Сергеевна, любите конфеты?
– Как вам сказать, в меру, пожалуй.
– А за какое время, по-вашему, можно съесть четыре-пять «Снежков»?
– Ну это кто как ухитрится…
– Товарищ полковник, – не вытерпел Киселев, – да при чем тут эти самые «Снежки»?
– Этого я и сам пока не знаю… Кстати, поручи кому-нибудь разузнать, есть ли «Снежки» сейчас в продаже, а если нет, то когда продавались… И хорошо бы немного купить, ну хотя бы граммов сто.
– Будет исполнено, товарищ полковник! – Киселев в недоумении пожал плечами.
Едва капитан ушел, в дверь кабинета постучались, осторожно, неуверенно.
– Входите, входите! – дважды повторил Дорохов. В комнату робко вошла девушка в простом темном платье, с большим потрепанным портфелем в руках. Дорохов сразу признал Зину Мальцеву и подумал: «Лицо совсем детское, а застывшая в глазах боль сделала ее взрослой».
И его словно кольнуло: «Вроде Ксюши моей, чуть постарше. Да нет, та побойчее будет». И подумал суеверно: «Не дай бог и ей попасть вот в такую же историю».
– Заходите, Зиночка. – Он вышел ей навстречу, подвинул стул и сам присел рядом. – Да не смущайтесь. – Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить: «Доченька», но он сдержался. – Располагайтесь поудобнее.
Дорохов взял портфель из рук девушки, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.
– Ну, рассказывайте, – решительно сказал он.
– Я не знаю, что… – почти прошептала девушка.
– Как это – не знаю? – Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях – это жалость и сочувствие. – Замуж собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?
– Люблю, – почти с вызовом обронила девушка.
– Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает…
– Да как вы можете так говорить, если… раз вы его не знаете. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.
– Времени на подготовку не осталось?
– Вы не так меня поняли… Олег говорил, что нельзя выбирать профессию по принципу, где конкурс меньше или институт поближе к дому… Что профессия должна быть, как любовь, – одна и давать такое же счастье. Он говорил, что сначала надо пощупать своими руками ее, эту будущую профессию, а потом решать. – Зина раскраснелась, ее серые глаза стали почти черными. – Вы думаете, Олег не мог сразу поступить в институт? Да он лучшим в школе был, а пошел на завод. Говорил: позор руководить рабочими, не умея молотка держать в руках. А он умел, кстати, куда лучше, чем другие…
– А почему это вы, Зина, все в прошедшем времени о нем говорите? Говорил… Умел…
Девушка приободрилась и впервые посмотрела на Дорохова с доверием. Но, начав разговор о женихе, просто не могла остановиться.
– Он все удивлялся, почему многие боятся, а то и стесняются «неинтеллектуальной» работы. Стыдил нас, уверял, что в нас сидит мещанская спесь.
Зина поймала лукавый взгляд Дорохова.
– Вы, наверное, не верите мне. Но он такой, и ничего я не придумала. Хотите верьте, хотите нет. – Голос ее упал. – Я вот изо всех сил стараюсь вспомнить отрицательное в его характере и поступках, и ничего не могу припомнить.
Телефонный звонок прервал разговор. Дорохов снял трубку.
– Товарищ полковник! Это я, Рогов. Разрешите зайти?
Александр Дмитриевич закрыл трубку ладонью, подмигнул девушке:
– Как, нам Рогов не помешает, нет? Ну и отлично, – и попросил: – Заходите, Женя, пожалуйста.
Рогов появился тотчас, видно, звонил из соседнего кабинета, положил на стол тонкую папку.
– Тут мне Зина рассказывает об Олеге. Где у вас показания тех ребят? В папке? – Дорохов вынул оба протокола, подал их Мальцевой.
Девушка прочитала показания Ершова и Воронина и даже задохнулась от гнева:
– Мерзавцы, негодяи! Извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое…
– А вы этих ребят знаете?
– Не только знаю, но дежурила вместе с дружинниками возле кинотеатра, когда все это произошло. Они приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра давку устроили. Встали – руки в стороны и начали девушек ловить. Крик, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Петя Зотов кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Ершов ударил Петю по лицу, вырвался – и бежать. Олег поймал его, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспела я, мы своего подшефного под руки – и в штаб, а Воронина Зотов и двое посторонних привели. Олег потом уже, позже, пришел. Ходил на колонку мыться: у кинотеатра лужа после дождя была, и он, падая, угодил в нее.
– Почему «подшефного»?