День прошёл словно в тумане. В ту ночь не было луны. Когда стемнело, фонари, которые мама с папой развесили в саду, замигали. Появились кофе и фрукты – груши, пропитанные мёдом, и моченые апельсины. Горячий чай с мятой водоворотом закружился в наших чашках. Гил снова заспорил, на этот раз с Оливией, а мы все притворились, что не видим, как папа украдкой копошится в подарках и откладывает вещи, чтобы отдать их назад. Как выяснилось, это были обыкновенные вещи: куклы, которые я не смогу передвигать, браслет с брелоками, наполненные пустотой, «Мой первый комплект снадобий», гарантирующий часы колдовского веселья!
Но запомнила я не это. Я помню музыку, извивающуюся в воздухе, словно ленты. Я помню груши, такие мягкие, что я отломила кусочек ложкой, сок и мёд, стекающие по подбородку, когда я пролила несколько капель в рот. То, как садовые фонари придавали нежность и таинственность. И я помню папу, относящего меня по окончанию вечеринки, моя голова склонилась к его плечу, сонная, уставшая и защищённая.
Я проснулась следующим утром в одиночестве. И это было... странно. Всегда кто-то готов меня разбудить и начать новый день. Заколдовать покрывала на кровати, чтобы те застелились, вызвать одежду из шкафа. На мгновение я вспомнила – теперь мне двенадцать, меня оценили, я могла...
Потом я вспомнила. Простушка.
Это было странно; я чувствовала себя точно так же, что и день назад. Разве вы не должны чувствовать себя иначе после того, как выясните, что вы, ну знаете, абсолютно бесполезны? Видимо, нет. Ты родилась простушкой, я это знала. Выходит, я всегда была бесполезна. Я просто не знала об этом, до вчерашнего дня.
Было интересно, как долго мне придётся ждать, пока кто-нибудь придёт за мной, как вдруг заметила, что в комнате что-то изменилось. Она казалась прежней, но выглядела и звучала иначе. Моя мебель выглядела незнакомо, будто это было лишь дерево да сучки, подушки, постилки и покрывала, и ничего более. Я встала и расправила простыни. Они лежали там же, где я их оставила. На цыпочках подошла к шкафу и распахнула дверцы. Нижнее бельё, носки и рубашки располагались в аккуратно сложенных стопках. В моём гардеробе платья висели тихо и спокойно. Это было более чем странно. Это произошло не случайно. Очевидно, кто-то вошёл, пока я спала, и осушил магию в комнате.
Я быстро оделась и подбежала к двери. Она открылась, когда я повернула ручку, но так и застыла, открытая и безжизненная. Я перепрыгнула сразу две ступени за раз и поспешила вниз, с кухни доносился многозначительный шёпот. Резко прозвучал голос Оливии «... торговать ею, как тарелкой...» А папа сказал что-то на счёт «ни в коем случае, ни за что», а потом Гил, громче: «Грейди сошёл с ума, если думает, что...»
Разговор прервался, когда я поскользнулась, и все обернулись на меня посмотреть. Гил стоял у столешницы (была его очередь готовить завтрак), в воздухе разбивая яйца. Падая, они зашипели и приземлились на тарелку пожаренными и вкусными. Все остальные столпились у кухонного стола с кружками кофе. (За исключением Джереми, потому что он и я были слишком молоды для кофе. Мама с папой не давали и коснуться даже до кружек, пока нам не исполнится восемнадцать, что меня устраивает, потому что Гил однажды поделился со мной и напиток оказался противным.)
Странно видеть здесь всех. Гил тратил большую часть дня за кухонным столом с блокнотом, записывая идеи для своей книги, но мама и Оливия должны находиться в этот час в семейной пекарне, в утренней суматохе, а папа любил оттарабанить несколько часов на своем станке, пока мы не пригласим его на завтрак.
–– Что происходит? –– спросила я.
Мама подошла и поцеловала меня.
–– Доброе утро, крошка. Как спалось?
–– Ужасно. Что происходит? Что теперь сделал мистер Грейди?
Возникла пауза. Гил поспешно стащил с полки чашку и щелкнул пальцами; коричные булочки стали трещать как готовящийся попкорн. (Наверное, я видела, как они готовят завтрак, тысячу раз. Это так нормально. Как же я не смогу сделать что-то такое же нормальное?) Джереми поспешно глотнул сока и подавился. Взгляд Оливии метался туда-сюда по столу, рот приоткрыт. Я не была уверена, что кто-то ответит, но это сделала Алекса.
–– Маги из Гильдии предложили тебя купить.
Желудок скрутило в горячую, большую воронку. Каждый ребенок знал, что случается с простаками, кого не принимала семья – да большинство семей. После того, что мама с папой сказали мистеру Грейди, я не думала... Я знала, что они этого не сделают – вероятно, не сделают – но на тот момент подумала, как будет выглядеть кухонный стол. Без меня.
–– Сколько они предлагают? –– спросила я.
–– Мы не собираемся продавать тебя, –– уверил отец.
–– Я хочу знать текущую цену на простака.
–– Высокая, –– проговорила Алекса, по мановению руки которой столовые приборы на столе расцвели прямо на глазах у всех.
–– На самом деле, их предложение было жалким, –– бодро добавил Гил. –– Значительно ниже рыночной цены. Мы легко могли бы получить в три или в четыре раза больше за тебя на черном рынке.