Обвинение в убийстве

– Так не начинай. Ты меня понял? Ты меня понял?

– Да, – Роберт поднял голову, но не мог заставить себя посмотреть на Дюмона. – Я не хотел. Моча в голову ударила.

– Моче в голове не место. Извинись перед мисс Аненберг.

– Послушай, – сказала Аненберг, – это совсем не обязательно.

– А по-моему, обязательно. – Дюмон не сводил глаз с Роберта.

Тот повернулся к Аненберг.

– Приношу свои извинения.

Она нервно рассмеялась:

– Не бери в голову.

За столом воцарилось молчание.

– Почему бы нам не сделать небольшой перерыв перед тем, как мы приступим к следующему делу? – предложил Рейнер.

Тим стоял на заднем дворе Рейнера, глядя на изысканный сад.

Он услышал, как дверь распахнулась, потом захлопнулась, и почувствовал легкий цитрусовый запах духов, когда Аненберг была еще в нескольких шагах от него.

– Огонька не найдется?

Ее рука обвила его сбоку и скользнула в передний карман его куртки. Он сжал ее запястье и отвел руку:

– Я не курю.

Она усмехнулась:

– Расслабься, Рэкли. Копы – не мой типаж.

Ее гладкие волосы казались шелковыми. Аненберг была полной противоположностью Дрей – изящная, темноволосая, кокетливая, – и будила в Тиме дискомфорт. Он повернулся к темным массивам сада. Ряды кустарника вились зигзагом, уходя вдаль, чтобы раствориться в темноте.

Аненберг вынула сигарету, сунула ее в рот и похлопала себя по карманам.

– Куда ты смотришь?

– В темноту.

– Ты строишь из себя мистера-загадку, так? Все время в раздумьях, молчаливый, сильный. Думаю, это дает тебе ощущение дистанции и покоя.

– Ты меня раскусила.

– Я бы не рискнула зайти так далеко. – Она положила руки на бедра, пристально глядя на него, и сказала:

– Спасибо, что вступился за меня.

– Я просто высказывал свою точку зрения.

– Роберт бывает довольно агрессивен.

– Согласен.

– Тебя это злит?

– Еще как. – Тим бросил взгляд на освещенные окна дома. Дюмон, Аист и Роберт ждали у стола в конференц-зале, Рейнер на кухне вытаскивал бутылку воды из холодильника. Появился Митчелл, Рейнер притянул его к себе, положил руку ему на плечо и что-то зашептал на ухо. Тим снова посмотрел на Дюмона и задал себе вопрос, знает ли он, что Рейнер и Митчелл секретничают через две комнаты от него.

– Дюмон может держать его в узде. Его и Митчелла.

– Знаешь, – ее взгляд убежал в сторону, – я думаю, что это здорово – правосудие, которое можно контролировать. Это смело. Это утешает. Но для меня правосудие – как вера в Бога. Я лезу со своей статистикой и нравоучениями, потому что знаю правила.

Тим издал звук, изображающий задумчивость, но не ответил. Он жевал свою щеку, разглядывая темные силуэты кустов.

Она стояла рядом с ним, глядя на сад, как будто пыталась понять, на что он смотрит:

– Роберт прав в одном: я далека от улиц, как от Луны, но я рада, что я по эту стороны жизни. Обсуждаю, рассматриваю, анализирую. Я бы никогда не смогла делать то, что делаешь ты. Риск, опасность, мужество. – Она легонько хлопнула его по руке. – Ты смеешься надо мной? Почему?

– Дело не в мужестве. И я вовсе не испытываю удовольствия от опасности.

– Зачем же тогда ты это делаешь? Защищаешь закон. Рискуешь жизнью.

Тим на секунду задумался:

– Ну, может, мы делаем это, потому как боимся, что больше никто этого делать не захочет.

Она вынула изо рта незажженную сигарету и сунула ее обратно в пачку:

– Не все из вас. – Она пошла обратно к дому.

Поднялся ветер. Он был холодный, сырой, пронизывающий до костей, и Тим засунул руки в карманы. Пальцы наткнулись на листок бумаги. Он вынул его, не понимая, что это. Номер телефона и адрес, написанный женской рукой.

Он повернулся, но Аненберг уже скрылась в доме. Через минуту он последовал за ней.

Все шестеро сидели, ожидая возвращения Тима. Точно в центре перед Рейнером, как тарелка с ужином, лежала черная папка.

«Четвертая, – подумал Тим. – Потом еще две, и дело Кинделла».

Погруженный в блаженную отрешенность, Аист делал самолетики из чистых листов бумаги и напевал себе под нос песню из какого-то старого фильма. Дюмон сидел, откинувшись в кресле; стакан с бурбоном стоял у него на колене.

Рейнер наклонился вперед и положил руку на папку:

– Бузани Дебуфьер.

Дюмон скорчил гримасу:

– Дебуфьер – мерзкий сантеро.

Тим опустился в кресло:

– Сантеро?

– Священник вуду. В основном они кубинцы, но у Дебуфьера кровь наполовину гаитянская.

Заунывное пение Аиста начинало раздражать.

– Да заткнешься ты наконец, черт возьми? – сказал Роберт.

Аист замолчал, суставом подтолкнул свои очки обратно на переносицу, моргая:

– Я что, пел вслух?!

Тим протянул руку и взял фотографию Дебуфьера. Мужчина с бритой головой недовольно смотрел на него, белки глаз выделялись на фоне черной кожи. Тим спросил:

– В чем суть?

Дюмон открыл папку и полистал отчет с места преступления:

– Ритуальное жертвоприношение Эйми Кейес, семнадцатилетней девушки. Ее обезглавленное тело нашли в переулке. На ней была пестрая одежда, кровавый обрубок шеи намазан солью, медом и маслом. Верхний позвонок отсутствовал. Эксперт по ритуальным преступлениям Полицейского департамента Лос-Анджелеса решил, что эти детали соответствуют обряду жертвоприношения «Сантериа».