Обвал

— Я думала о другом: сейчас вскочишь и побежишь. Тогда заставлю повторить все снова.

— Ангел с виду, а внутрях черт…

— Это уж точно, — ответила Сукуренко и, чуть отвернувшись, стащила с себя гимнастерку, осталась в одной белой майке.

Рубахин от удивления замер.

— Снимите брюки, я просушу их, — сказала она спокойно. — И сейчас же ложитесь спать…

— Как?.. При в-вас снимать?..

— Снимайте, я отвернусь…

— Шутите, ангел?! — Он поднялся. — Это же жизня, — прошептал Рубахин, тряхнул кудлатой головой и бухнулся лицом в солому.

Проснулся он в полночь. Фонарь еле светился. Марина лежала, укрывшись с головой шинелью, виднелась только рука, белая, с впадинками на суставах, как у ребенка. Рубахин долго смотрел на эту девичью руку, боясь пошевелиться. Потом погасил фонарь, повесил брюки на пол у остывшую печь, лег на свое место.

* * *

— В Крым прилетел генерал Акимов, — доложили Кравцову. — Генерал потребовал взять в разных местах «языков», чтобы иметь четкое представление о наличии войск противника в полосе корпуса, перед тем как двинуться на Сапун-гору…

Взвод был откомандирован во главе с капитаном Сучковым.

…За боевым охранением сразу начиналась узенькая полоска ничейной земли. Ничейная — весьма условное название, обыкновенно эта полоска принадлежит тому, кто лучше изучит ее, изучит так, что может безошибочно ориентироваться на ней в самую темную ночь. Раньше всех это делают разведчики. Еще намечаются места для оборудования наблюдательных и командных пунктов, еще только по карте командиры прицеливаются, выбирая направление атак и контратак, а разведчики, всегда идущие впереди, уже ощупали своими цепкими взглядами каждый метр этой земли и знают, что и где у противника расположено на переднем крае и в глубине обороны, как лучше подойти к обнаруженному объекту и как возвратиться обратно…

Марина ползла впереди, метрах в двадцати от нее — Петя Мальцев с Рубахиным… Если бы вдруг исчезла темнота и местность озарилась солнцем, то можно было бы увидеть: Мальцев и Рубахин переползают ничейную землю, двигаются к одинокой воронке, а Марина — к окопу… Вспыхивали осветительные ракеты. Они не так уж опасны: разведчики в халатах, окрашенных под цвет местности, да и ракеты быстро гаснут. Важно другое — приблизиться бесшумно к немцу, мгновенно набросить на его голову мешок и так же бесшумно уйти… Нарушить тишину — кто-нибудь кашлянет или чихнет, — тогда возникнет настоящая схватка, схватка насмерть, и кто-то из разведчиков не вернется в полк, а может быть, и все лягут на рубеже, еще занятом врагом. Потому к каждой такой операции люди готовятся очень тщательно, предусматривая любую мелочь…

На правом фланге, за сопкой, послышались пулеметные выстрелы. Это завязало ночной бой подразделение, чтобы отвлечь внимание гитлеровцев от местности, на которой действуют разведчики.

Сукуренко шепнула:

— Рубахин, теперь остановись, следи за мной.

Он знал, что командир взвода будет брать «языка», и зашептал:

— Командир, разреши мне…

Она махнула рукой, и он понял: не разрешит.

— Лежи, позову.

Бруствер окопа вырос внезапно. Сукуренко плотнее прижалась к земле. Катившаяся по черному небосводу звезда вдруг задрожала на одном месте, будто желая, прежде чем превратиться в мельчайшие искорки, увидеть, что же произойдет сию минуту на этом маленьком кусочке земли. Но звезда оказалась очень нетерпеливой: она, вспыхнув, тут же погасла.

Сукуренко поняла еще днем: с немцами что-то случилось — ходят по переднему краю во весь рост. Днем она рассчитала, как накроет их со своими ребятами ночью. И вот теперь они рядом.

Ветер дышал со стороны окопа, доносил запах сырой земли. Голова гитлеровца долго не показывалась над бруствером. Со стороны воронки послышался короткий вздох, будто кто-то захлебнулся сильной струей воздуха. Она поняла, что это группа Мальцева угомонила своего «языка», и теперь очередь за ней.

Из окопа послышалось:

— Вилли, это ты? Спускайся ко мне. Чертовски плохо сидеть в окопе одному… — И голос захлебнулся в наброшенном Мариной мешке. Все это было сделано так быстро, так ловко, что немец, похоже, не успел сообразить, что попал в руки советских разведчиков…

3

Дробязко вместе с саперами оборудовал, благоустраивал избушку пастухов под жилище и НП командира полка. Он очистил ее от хлама, подмел, натаскал травы, устроил нары. Отправив солдат-саперов во взвод, Дробязко решил опробовать постель: хорошо ли отдохнет уставший командир? Он лег с папиросой в руках: хорошо! Кум королю, сват министру! Глаза его сомкнулись, и он уснул мгновенно, лишь рука с погасшей самокруткой, свисавшая с постели, чуть дрожала, как бы ища, за что ухватиться…

Дробязко проснулся от смеха, который ему показался свистом падающей бомбы. Перед ним стояли три человека. Он протер глаза и, еще не соображая, кто перед ним, вскочил и вытянулся перед Кравцовым.

Приземистый крепыш в кожаной тужурке, стоявший неподалеку от Кравцова, рассмеялся:

— Ну и солдаты у тебя, Кравцов! Спящими узнают своего командира. Из каких мест, товарищ?